Золотой выкуп
Шрифт:
— Выяснили, где обретаются нукеры Лутфуллы-хакима?
— Выяснил, Лутфулла поехал на праздники в Кумушсай.
— Значит, мой верный друг, в эти дни мы можем спать спокойно?
— Аллах даст, бек, можем спать спокойно.
— Э-э, бросьте вы все на своего аллаха кивать! — вскипел вдруг Намаз. — Они должны были сегодня нас атаковать, понимаете, непременно должны были атаковать! Видите, Назар пьян, я пьян, джигиты все дрыхнут, хмельные, без задних ног. Дураки они будут, коли упустят такую возможность и не нападут на нас! Сколько тут сегодня перебывало гостей? Сотня, две сотни, три? И думаете, среди них нет хотя бы одной продажной шкуры? Есть, еще как есть, верно я говорю, брат мой верный? А среди нас самих
— Не люблю подозревать ближних в подлости, бек. Я стремлюсь верить им до конца.
— Однако, брат, спасибо вам! Вы честный человек… А я обижал вас, чуть даже не приговорил к смерти… Но ведь между нами все плохое забыто, забыто, верно я говорю?! И все благодаря вашей широкой натуре! Давайте, выпьем, напьемся в эту ночь допьяна!..
— Нет, бек, я не могу себе этого позволить. Хочу иметь ясную голову. Ведь вы же сами сказали, что в эту ночь может случиться всякое.
— Назармат, слышал мудрые слова нашего друга?! Хвалю за верность, преданность, какую не всегда встретишь даже у родного брата! Скажите, Арсланкул-ака, чем бы я мог наградить вас и за то, что вы есть, и за верную вашу службу, и за слова, только что вами сказанные? Увы, такой награды нет. И вы не похожи вон на храпящих, лежащих вповалку богатырей!.. Но, ака, сегодня праздник, и им это простительно. Вас же я все равно должен чем-то одарить. Но я сейчас гол как сокол, сами знаете. Что я могу вам дать? Ничего, кроме вот этого своего стеганого простецкого халата! Остальное все… раздарил. Отдал людям. Но я вам подарю… я вам свой собственный кинжал подарю! Кинжал, полученный от такого же верного друга, как вы, мой брат. Берите же!
— Я тронут вашими словами, бек. Я готов служить вам до последнего часа.
Когда Арсланкул ушел, Намаз вдруг взял Назармата за шиворот, стал трясти его:
— Назар, Назарджан, вставай, друг, воспрянь, пойдем-ка нырнем по разу в реку. Все-то сегодня позабыли об осторожности, но мы-то на что, мы должны с тобой глядеть в оба!.. Мы — среди врагов…
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ. ВЫСТРЕЛ ИЗ-ЗА УГЛА
Конев давно мечтал прославиться, проявив на поле брани чудеса храбрости. После разговора с Арсланкулом, несмотря на предостережения полицмейстера, он немедленно послал гонцов в Дамарыкскую, Иштиханскую и Мингарыкскую волости с просьбой прислать по десятку нукеров. Городской тысячник собрал для него двадцать вооруженных джигитов. Наспех сколоченный отряд Конева тронулся в путь. Ротмистр рассчитывал загодя добраться до цели, а с рассветом неожиданно атаковать неприятеля, погруженного в крепкий и сладкий предутренний сон.
Однако Конев не знал, что в эту злополучную ночь 24 марта 1907 года еще один честолюбивый господин оголил саблю, чтобы снять голову ненавистного Намаза.
Тысячник Карасувской волости двадцатитрехлетний Арабхан не уступал в горячности ротмистру Коневу. Совсем недавно администрация обвинила его в пособничестве намазовской «банде»: он якобы беспрепятственно пропустил ее в Зиявуддинское бекство, когда казачий отряд Сокольского загонял грабителей в заранее заготовленный «мешок». Арабхану было строго указано, что если он в течение месяца не исправит свою ошибку (не сказать, преступление) и не изловит Намаза, то займет в «Приюте прокаженных» темницу, предназначенную для самого Намаза. Арабхан, само собой, забегал-засуетился, как ступившая на уголья курица, более страшась лишиться высокой должности, нежели оказаться в темнице. Сегодня он получил сообщение от одного из своих соглядатаев, что намазовский отряд находится на отдыхе на берегу Шургаса.
Не мудрствуя лукаво, Арабхан собрал с помощью соседних волостных и полицейского управления железнодорожной станции Нагорная отряд в сорок три сабли и тотчас тронулся в путь:
Конев, мчавшийся ему навстречу, надеялся на большую удачу: он хотел взять Намаза живьем, не больше, не меньше.
Намаз, искупавшийся в ледяной воде Шурсая, чувствовал в теле необыкновенную свежесть и легкость. Спать ничуть не хотелось. Вообще, у него в последнее время нарушился сон: бывает, по двое-трое суток не сомкнет век. Вчера ночью не спал ни минутки, сегодня тоже, видать, не уснет. Заложив руки за спину, он ходил по лагерю и думал, думал…
Медленно приближался рассвет, едва заметно высветив контуры далеких гор, ивовых деревьев на берегу реки.
Острый взгляд Намаза засек всадника, пулей несшегося к лагерю со стороны Каттакургана. Намаз, почувствовав неладное, крикнул Назарматвею, возившемуся у кострища:
— Поднимай джигитов.
Всадник осадил коня прямо перед Намазом. Это был один из чабанов, стоявших на часах за пределами лагеря.
— Там, в низине, появились конники! — указал он рукоятью плети назад.
— Много их? — взял Намаз коня под уздцы.
— Человек пятьдесят, наверное. Вооружены. Спустились в низину, притаились.
— Возвращайся назад. Следите, что они станут делать. Не стреляйте: они вас перебьют. Соберитесь все вместе. Только спрячьтесь хорошенько.
Намазовская стоянка немедленно пришла в движение. Проснувшиеся седлали коней, заряжали винтовки, не желавших пробуждаться Назарматвей безжалостно поливал ледяной водой. В лагерь влетел Курбан-Табиб, один из часовых, выставленных вверх по течению Шурсая.
— Намаз-ака! Со стороны Нагорной появились конники!
— Много их там?
— Много, Намаз-ака! Больше полусотни.
— Скачи обратно. Забери остальных джигитов и возвращайся.
— Мы можем их задержать, Намаз-ака, пока вы соберетесь!..
— Выполняй приказ. Бойцов у меня достаточно, а лекарь один, понятно? Пошевеливайся!
Когда Курбан ускакал, Намаз подозвал Эшбури.
— Берите свою десятку, десятки Назара и Кабула, переходите реку и уходите вверх по оврагу. Юрты, навесы не разбирать. А вы, — обернулся он к Арсланкулу, ни на шаг не отходившему от него, — залягте с пятью джигитами вон под теми ивами. Задача — прикрывать отходящих. В бой не ввязываться. Можете пальнуть пару раз, если слишком смело поведут себя нагорновские герои. Мы с Назарматом поглядим за каттакурганскими. Только не пойму, чего они медлят, ведь самое время нападать!
— Вот именно! — невольно воскликнул Арсланкул, но тут же, прикусив язык, побежал со своими людьми к ивняку. Это было отличное место: возвышение, густо покрытое кустарником, древними толстыми талами с низко свисающими к земле ветвями. Отсюда прекрасно просматривался брод, который поспешно переходил отряд. (Джигиты не захотели бросать фаэтон, который Намаз держал последнее время для беременной жены, — волокли его вшестером.) И низина, откуда мог появиться неприятель, хорошо простреливалась. «Кто это такие, интересно? — думал с досадой Арсланкул. — Очень некстати они появились. Все мои планы могут порушить».
Арсланкул выдвинул джигитов вперед, велев им открывать огонь, едва покажется неприятель, а сам залег ближе к лагерю. Он не терял надежды, что все может сложиться так, что ему удастся взять Намаза на мушку.
Невдалеке промчался Курбан-Табиб с остальными дозорными, с ходу врезался в брод. Арсланкул приложил ухо к земле и услышал глухой гул. Шли конники.
Арсланкул осторожно отвел затвор, оглянулся назад. Фаэтон застрял в реке, попав колесом между камней. Его помогали толкать теперь и Курбан с товарищами. Из-за навеса выбежал казначей Эшбури, навьюченный тяжелым хурджином. Едва взглянув на него, Арсланкул почувствовал, как потемнело в глазах. Он решительно прицелился под лопатку Эшбури и повел дулом за ним…