Золотой выстрел

Щелоков Александр Александрович

Долго Ким Дык не раздумывал. Застрелить русского ему было сподручней. Тот просматривался хорошо и был весь на виду. Но избавиться от полковника Пак Дэ У Ким Дыку казалось предпочтительней. В случае последующих осложнений (а в том, что они уже у них начались, Ким Дык не сомневался) проще всего все будет свалить всю вину на офицера безопасности и доказывать, что лесармейцы выполняли только его приказания.

Приняв решение, Ким Дык поудобнее распластался на земле, просунул ствол «калаша» между двух каменей, скрывавших его и стал тщательно целиться.

Пак

Дэ У лежал на земле и его голову закрывала трава. Пришлось терпеливо ждать подходящего момента. А Пак все о чем-то говорил русскому. Конечно же собачий сын валит все на других. Ким Дык не сомневался, что майор выставит себя самым что ни есть захудалым рядовым и подставит его, Ким Дыка. Сам Пак Дэ У всегда был уверен, что в любой ситуации никто не посмеет подставить под удар его, офицера безопасности.

В какое-то мгновение русский ослабил хватку, и Пак Дэ У слегка приподнял голову. Ким Дык среагировал мгновенно. С тридцати метров он всадил пулю Паку точно в ухо.

В лицо Тереху ударили брызги расколовшейся на части головы корейца.

Еще не поняв до конца в чем дело, Терех рывком бросил тело в сторону, откатился за куст и направил ствол автомата туда, откуда прогремел выстрел.

За это время Ким Дык успел сброситься на два метра в сторону от позиции, которую занимал, махнул рукой Пак Ду Бону и они вместе бегом бросились вниз по склону, скрылись в густых кустах.

Мисюра и Крылов удалились на достаточное расстояние от места, где продолжалась редкая автоматная перестрелка. Там происходило нечто непонятное и даже загадочное. Но выяснять что именно у них не было возможности. Они спешили унести ноги подальше от места, где упал вертолет.

Уйдя с плоскогорья, они двинулись вниз к долинам по глухому распадку. Десять килограммов золотого груза, пришедшегося на каждого, серьезно затрудняли движение.

Распадок был забит буреломом, через который приходилось продираться, затрачивая усилия куда большие, чем требовала от солдат учебная полоса препятствий. К тому же приходилось все время быть настороже, опасаться ненужной встречи с кем бы то ни было. Стрельба за их спинами утихла, но это не успокаивало Мисюру. Там, где внезапно появилось множество вооруженных людей и начался непонятный, необъяснимый с разумной точки зрения бой, могли оказаться и другие военные, встречи с которыми стоило всячески избегать.

Они пересекли неглубокую горную речушку, почти не замочив ног. Большие камни тесно забили русло и по ним удалось перейти поток как по кладке. Впереди виднелась большая заболоченная пустошь. Перебираться по ней в открытую Мисюра не счел возможным. Они двинулись вдоль края, чтобы в любой момент иметь возможность укрыться в зарослях. До целикового лесного массива им оставалось еще километра два, когда издалека донесся выстрел.

Эхо несколько раз прогнало его по каменным теснинам и было трудно определить, из какого оружия он сделан. Это мог грохнуть охотничий карабин, а мог выстрелить и автомат. Во всяком случае, если где-то рядом находились охотники, надо было принимать меры предосторожности.

Тронув

Крылова за плечо, Мисюра движением головы показал, что они уйдут в чащу.

Им удалось углубиться в заросли метров на сто, когда Крылов подял руку, призывая остановиться.

Мисюра плотнее прижался к ближайшей к нему ели, замер и стал всматриваться в чащу кустарников, на которые указал Крылов. Ничего подозрительного не заметил.

Неожиданно сбоку полыхнуло тусклое пламя. Сам выстрел прозвучал негромко, расплывчато. Оружие было с глушителем. Мисюра моментально перевел взгляд туда, откуда донесся звук и заметил, что в зарослях ворохнулось что-то большое и темное.

Он повел автоматом и высек короткую очередь. Темная масса чужого тела, круша и подминая кусты, рухнула в заросли.

Выждав несколько минут и не заметив ничего, что внушало бы опасения, Мисюра быстро встал с колена и с автоматом наизготовку двинулся к лежавшему в кустах человеку.

Кореец — это был Пак Ду Бон, которого Ким Дык послал осмотреть берег каменистой реки.

Забрав его автомат, Мисюра быстро вернулся к товарищу.

Крылов лежал на боку, неудобно подвернув руку, в которой держал автомат.

— Командир, — Крылов замолчал, облизал пересохшие губы, — просьба… Не забудь сделать…

— Погоди, — Мисюра облил носовой платок водой из фляжки и отер им лицо товарища. — Ты все успеешь сам сделать.

— Нет… Меня косоглазый ухайдакал насмерть… я тебя не задержу. — Он говорил и каждая его фраза слышалась все слабее и слабее. — Еще немного… а ты уходи…

— Погоди, не вешай носа, гардемарин. Все будет в норме.

Мисюра видел: Крылов умирает, но не хотел показать тому, что видит это и понимает.

— Ты держись. Мы пробьемся.

Крылов не слушал его.

— Командир… У меня остается Надежда…

— Отлично, Иван. Надежда — это всегда очень важно.

— Ты не понял, командир. В городе подруга. Надежда… баба хорошая… ты ей дай денег… много… из моей доли…

Мисюра стиснул зубы. Был у него случай, когда в Чечне, напоровшийся на мину товарищ, прижимал руки к животу, который был распорот от грудины до паха, и упрямо твердил: «Деньги мои пошлите матери. Деньги». И вот теперь Крылов. Только матери у него не было, жены — тоже, а нужда позаботиться о ком-то сохранялась. Сколько он общался с Надеждой? Раз? Два? От силы три. Тем не менее она его задела, согрела душу, не позволяет забыть о себе. Может быть так и надо — уходя, не забывать о живых?

Мисюра взял холодевшую руку товарища. Сжал.

— Иван, не переживай. Я все сделаю. Все.

Крылов приоткрыл слипавшиеся глаза.

— Командир, ты меня не ругай. Я…

Он вздрогнул и замер, навсегда уходя от забот, от друзей, от унижений, на которые его обрекла служба, от тайги, солнца и чистого неба. От заботы о доме и деньгах…

От всего.

Навсегда…

В глухом распадке Мисюра выбрал сырое место и ножом стал копать могилу. Грунт оказался рыхлым, но его вдоль и поперек пронизывали корни малины, которые то и дело приходилось рубить и резать.