Золотой жук. Странные Шаги
Шрифт:
Мистер Норман Дрэг по-прежнему бросал вызов миру, как темной стеклянной маской, прикрываясь большими очками. Но если не считать очков, за истекшее после убийства время он сильно изменился. Тогда он был одет с иголочки — отец Браун обратил на это внимание, — одет с той изысканностью, при которой почти стирается грань между денди и манекеном в витрине. Сейчас цилиндр его еще сохранился, но уже потерял форму, костюм разваливался, часовая цепочка и другие украшения исчезли. Тем не менее Браун обратился к нему так, будто они расстались вчера, и, не задумываясь, уселся рядом с ним на скамью в дешевой харчевне, куда тот направлялся. Первым, однако, заговорил не он:
— Что ж, удалось вам отомстить
— Мне кажется, стрела материальная, — сказал собеседник Дрэга.
— Пирамиды материальней материального, а ничего, фараонов охраняют, — ухмыльнулся человек в очках, — Да, в этих старых религиях что-то есть. На старых камнях высечены боги и императоры с согнутыми луками, а руки у них такие, что, видно, и на самом деле могли сгибать камень. Они тоже материальные, — но что за материал! Вам не случалось глазеть на эти восточные штуки? Смотришь, смотришь, и начинает казаться, будто старый господь бог и теперь правит колесницей — как Аполлон, только потемней, — и рассылает стрелы смерти.
— Если б он так поступал, — ответил отец Браун, — я, скорее, назвал бы его другим именем. Но не думаю, чтобы Мертона убила стрела смерти или хотя бы каменная стрела.
— Наверное, считаете, что он святой Себастьян, пронзенный стрелой? — хихикнул Дрэг. — Миллионера надо непременно возвести в мученики. А почем вы знаете, может, он получил по заслугам? Миллионеры, верно, не по вашей части. Разрешите вам сказать, что он заслуживал во сто раз худшего…
— Так почему же вы не убили его? — мягко спросил Браун.
— Вы спрашиваете почему? — удивился тот. — Однако вы странный священник!
— Ну что вы! — отозвался Браун, как бы отклоняя комплимент.
— Очевидно, вы хотите сказать, что я его убил, — огрызнулся Дрэг. — Что ж, докажите! А вообще-то не велика потеря.
— Нет, велика! — резко сказал Браун. — Для вас — потеря большая. Потому вы его и не убили.
Он ушел, а человек в очках, разинув рот, смотрел ему вслед.
Прошло с месяц, прежде чем отец Браун вторично побывал в доме, где третий миллионер пал жертвой вендетты Даниэля Рока. Собрались на совет наиболее заинтересованные лица. Во главе стола сидел старый Крэк, племянник — по правую его руку, юрист — по левую; огромный негр, по фамилии Гаррис, присутствовал в качестве свидетеля; рыжий остроносый субъект, откликавшийся на имя Диксона, по-видимому, представлял пинкертоновское или какое-то другое детективное агентство. Отец Браун скромно проскользнул на пустое место подле него.
Все газеты земного шара только и занимались гибелью колосса финансов, короля Большого Бизнеса, который вершит судьбы современного мира. Но те, кто был вблизи него в самый момент его смерти, могли сообщить немного. Дядя, племянник и юрист заявляли, что они успели выбраться за наружную стену, когда была поднята тревога. Сторожа, охранявшие оба выхода, сбивались в показаниях, ко, в общем, подтверждали это. Лишь одно обстоятельство осложняло дело и требовало расследования. По-видимому,
Питер Уэн наклонился вперед, и глаза его загорелись на изможденном лице, когда он сказал:
— Норман Дрэг, чтоб мне треснуть.
— Что это еще за птица? — спросил дядюшка.
— Я сам не прочь бы узнать, — ответил молодой человек. — Я даже как-то раз прямо его спросил, но он замечательно умеет запутать самый простой вопрос. Уклонился от ответа, как хороший фехтовальщик. Загибал мне что-то насчет будущего авиации. Я вообще не очень-то ему доверял.
— Что он за человек? — снова спросил Крэк.
— Он мистик-любитель, — с наивной готовностью отозвался Браун. — Их сейчас сколько угодно. Знаете, из тех, что сидят в парижском кафе или в кабаре и морочат вам голову, будто сорвали покрывало Изиды или открыли тайну Стонхэнджа [121] . Для такого случая у них всегда найдется какое-нибудь мистическое объяснение.
Гладкая черная голова Бернарда Блэка учтиво склонилась в сторону говорившего, но его улыбка не была приветливой.
— Я никак не предполагал, сэр, — сказал он, — что вы не одобряете мистических объяснений.
121
Стонхэндж — доисторические каменные сооружения к северу от Солсбэри в Англии.
— Вот-вот, — возразил Браун, приветливо моргая, — поэтому я с ними и спорю. Всякий юрист-самозванец проведет меня, но не проведет вас, потому что вы сами законник. Всякий дурак, вырядившийся краснокожим, сойдет в моих глазах за Гайавату [122] , но мистер Крэк, наверное, сразу его разоблачит. Плут легко убедил бы меня в том, что он летчик — но не капитана Уэна. Вот и тут то же самое. Я сам не чужд мистики и потому не нуждаюсь в любителях. Подлинный мистик не скрывает тайн, он их разъясняет. Выносит на яркий солнечный свет — а тайна остается тайной. Нынешний мистик-любитель — большой путаник; он бережет свою тайну во мраке, а доберешься до нее — ничего и нет, какая-нибудь пошлость. Но тут я допускаю, что Дрэг имел в виду совсем другое, гораздо более реальное, когда говорил об огне небесном и о громе с ясного неба.
122
Гайавата — герой поэмы известного американского поэта Генри Лонгфелло (1807–1882) «Песнь о Гайавате».
— Что же? — спросил Уэн. — Я думаю, за ним надо последить.
— Понимаете, — медленно проговорил священник, — он хотел навести нас на мысль о чуде именно потому… ну, потому что никакого чуда здесь нет, и он это знал.
— А! — выдохнул Уэн. — Я так и думал! Проще говоря, он сам преступник.
— Проще говоря, он преступник, но не убийца, — спокойно поправил Браун.
— Вы полагаете, это значит «говорить проще»? — учтиво осведомился юрист.
— Теперь вы меня ославите путаником, — сказал Браун, широко, хотя и смущенно улыбаясь. — Но это вышло случайно. Дрэг не совершил преступления — я хочу сказать, этого преступления. Единственное его преступление — шантаж, потому он тут и бродил. Он совсем не хотел разглашать тайну и не хотел, чтобы смерть помешала его делишкам. О нем речь пойдет позже. В данный момент я хочу устранить его с пути.