Золотой жук

По Эдгар Аллан

Легран взял от меня бумагу с недовольным видом и, казалось, хотел смять ее с досады и бросить в огонь, как вдруг, взглянув нечаянно на рисунок, он остановился и начал глядеть на него с неописанным вниманием. В одно мгновение лицо его покраснело, потом он вдруг побледнел. В продолжение нескольких минуть он не переменял своего положения и рассматривал пристально рисунок, потом встал, взял со стола свечу и уселся на сундук на другом конце комнаты. Там он продолжал с тем же вниманием рассматривать бумагу, поворачивая ее на все стороны. Во все это время он не говорил ни слова; меня это крайне беспокоило, но я не хотел ничем раздражать худого расположения его духа. Наконец он вынул из кармана бумажник, положил в

него картинку и потом спрятал бумажник в ящик, заперев этот последний на ключ. Тогда он, казалось, успокоился, но прежняя его восторженность совершенно исчезла. Вид Леграна показывал чрезвычайную озабоченность, но уже без примеси неудовольствия. По мере того как проходил вечер, он все делался задумчивее, и ни одна из моих шуток не могла его развлечь. Я имел намерение остаться у него ночевать, так как я уже это делал не один раз, но, видя расстроенное положение хозяина, счел за лучшее уйти. Легран не показал ни малейшего желания удержать меня, только при прощании он сжал мою руку сильнее обыкновенного.

Почти месяц спустя после описанного происшествия, – в продолжение этого времени я не имел никакого известия о Легране, – явился ко мне, в Чарлстон, слуга его Юпитер. Никогда еще я не видал доброго негра так глубоко опечаленным; я испугался, не случилось ли уже с моим приятелем какого-нибудь несчастия.

– Ну, Юп, сказал я, что нового? как поживает твой господин!

– Гм! сказать вам правду, масса, не так хорошо, как бы следовало.

– Не так хорошо? очень, очень жалею; но на что же он жалуется?

– А! в том-то и штука, что он не жалуется, а со всем тем очень болен.

– Болен, Юпитер? Да что же ты мне этого не говоришь? Он лежит?

– Нет, не лежит, но весь нехорош, и я в большом беспокойстве о добром масса Виль.

– Юпитер, я бы хотел понять что-нибудь из твоих слов. Ты говоришь, что твой господин болен? Разве он не говорил, чем он страдает?

– О, масса! тут совершенно напрасно ломать голову. Масса Виль постоянно говорит, что не имеет никакой болезни, но в таком случае, зачем он ходит задумчиво взад и вперед, повесив голову, надвинув брови и плечи, и бледный как мертвец! И к чему он все пишет цифры да цифры?

– Пишет что, Юпитер?

– Цифры с разными знаками на грифельной доске, и знаки-то самые непонятные. Мне даже становилось страшно, я каждую минуту должен за ним присматривать. – Прошлый раз он убежал от меня перед солнечным восходом, да и пропал на целый день. Я было приготовил свежий прут, чтобы отработать его порядком, когда он возвратится, да не хватило духу – у него такой жалкий вид!

– Право! Во всяком случае, ты поступаешь благоразумно, имея к нему сострадание. Его не надо наказывать, он может быть не в состоянии этого и вынести. Но не знаешь ли ты, что было причиною этой болезни, или лучше сказать, перемены в образе жизни? Не случилось ли с ним чего-нибудь особенного с тех пор, как я вас видел в последний раз?

– Ничего, масса, ничего не случилось с тех пор, но прежде, именно в тот день, когда вы были у нас…

– Что ты хочешь этим сказать? – спросил я с тревожным любопытством.

– Э! масса, я говорю о жуке, вот и все!

– О ком?

– О жуке. Я уверен, что этот золотой жук прокусил ему где-нибудь голову.

– Но почему же ты так думаешь, Юпитер?

– Потому что у жука есть клещи и рот. Я еще никогда не видывал подобного. Он ловит и кусает все, что ни попадется. Едва масса Виль успел поймать его, как должен был сейчас же выпустить из рук; я уверен, что в эту минуту масса Виль и был им укушен. Наружность жука, и в особенности рот его, мне очень не понравились, потому я и не решился дотронуться до него пальцами, но взял кусок бумаги и завернул в нее жука; так я поймал его.

– И

ты думаешь, что господин твой был точно укушен жуком, и что он от этого болен?

– Не думаю, а уверен. Зачем масса только и бредит что о золоте? верно потому, что был укушен золотым жуком. Я не раз слышал об этих золотых жуках.

– Но почему же ты полагаешь, что он бредит только о золоте?

– Как же не полагать? он говорить об этом даже во сне.

– Ты может быть и прав, Юпитер, – произнес я после некоторого молчания. Но скажи мне, чем я обязан твоему посещению сегодня?

– Как это, масса?

– То есть, какое ты мне принес известие от г. Леграна?

– Не известие, а письмо, масса – вот оно.

И Юпитер подал мне бумагу, в которой я прочел следующее:

«Любезный друг!

Отчего я вас так долго не видал? Надеюсь, вы не рассердились за мой последний прием – этого не может быть.

Я в сильном беспокойстве с тех пор, как мы не видались. Мне нужно с вами поговорить, но не знаю, как приступить к этому. Даже не знаю, скажу ли вам все.

Несколько дней я чувствую себя не так-то хорошо, и бедный Юпитер жестоко надоедает мне своими аттенциями и ухаживанием. Поверите ли? прошлый раз он даже приготовил палку, в благодетельном намерении пристращать меня за то, что я ушел один ночью с острова и пробыл целый день в отлучке! Я уверен, что только моя жалкая фигура спасла меня от наказания.

К собранию моему, по части натуральной истории, я не прибавил еще ничего.

Приходите ко мне с Юпитером, если вы свободны. Приходите, приходите. Я имею крайнюю нужду видеть вас сегодня вечером по самому важнейшему делу .

Преданный вам

Виллиам Легран."

Тон этого письма меня сильно встревожил. Слог его совершенно отличался от того, которым писал всегда Легран. О чем это он замышлял? Какая еще новая причуда поселилась в воспаленной его голове? Какое он мог иметь самое важнейшее дело? То, что говорил мне Юпитер, не предзнаменовало ничего хорошего. Я боялся, чтобы постоянное влияние несчастий не подействовало гибельно на умственные способности моего друга. Не думая ни минуты, я собрался идти с негром.

Подойдя к берегу, я увидел косу и три новых лопаты, лежащих на дне лодки, в которой нам нужно было переезжать.

– Юпитер, это что значит?

– Это? лопаты, масса, и коса, – отвечал он.

– Вижу, но зачем они здесь?

– Масса Виль велел мне купить эти вещи в городе, и я даже заплатил за них очень дорого.

– Но объясни, ради Бога, что масса Виль собирается делать с косою и лопатами?

– А! вы у меня спрашиваете более, чем я знаю. Он сам не понимает, зачем покупал, я уверен. Но все это происходит от жука.

Видя, что я не мог добиться никакого объяснения от Юпитера, которого весь ум был занят одним жуком, я сел в лодку и поставил парус. Но свежему попутному ветру мы быстро достигли небольшой бухты на севере, у форта Мультри, и после двухчасовой прогулки остановились у домика Леграна. Было около трех часов пополудни, Легран ожидал нас с нетерпением. Он сжал мою руку с какой-то лихорадочной поспешностью, что еще более усилило мои подозрения. Лицо его было покрыто смертной бледностью, глаза, и без того впалые, сверкали чрезвычайно.

После некоторых обыкновенных вопросов о здоровье, я не нашел ничего лучше, как спросить, отдал ли ему лейтенант Ж… его жука.

– Да, да! отвечал Легран, – сильно покраснев, – я его взял у лейтенанта на другое же утро, ни за что на свете я не расстанусь с этим жуком. Знаете ли, что Юпитер совершенно прав насчет этого насекомого?

– В чем? – спросил я с грустным предчувствием в сердце.

– Предполагая, что этот жук действительно золотой!

Легран произнес эти слова с таким хладнокровным убеждением, что мне стало больно.