Золотые эполеты, пули из свинца
Шрифт:
Генералы негромко, но оживленно переговаривались. Речь шла о будущем наступлении, которое планировалось начать послезавтрашним утром. Оба полководца возлагали на это наступление большие надежды, считая, что его успех позволит резко изменить ход войны и решительно склонить чашу весов в сторону армий союзников по Антанте.
Еще осенью 1915 года Брусилов при деятельном участии Каледина подготовил обширный меморандум, поданный на имя государя императора, в котором детально разрабатывался план летней кампании против германцев и австрийцев. Копии меморандума Брусилов направил военному министру и генералу Алексееву в Генштаб.
Замысел
Нет, возражал в своем меморандуме Брусилов, главный удар нужно наносить значительно южнее, в направлении Львова, по австро-венгерским войскам. Тогда, в случае успеха, освобождается Галиция и открывается перспектива перенесения боев от подножья Карпат на правый берег Тисы, в центральные районы двуединой империи с последующим развитием марша на Будапешт и Вену. После захвата Вены придет пора выходить на оперативный простор центральной и южной Европы, прорываться к Балканам.
Сражаться с мононациональной немецкой армией не в пример тяжелее, чем с австрийской, в которой кого только нет: тут тебе и чехи, и словаки, и мадьяры, и босняки… Много славян, а с русскими они воюют без всякого желания, из-под палки. Те же чехи целыми батальонами в плен сдаются, что легко объяснимо: надоели им Габсбургская монархия и лично престарелый Франц Иосиф хуже горькой редьки. Про румын и говорить нечего, всей Европе известно, что вояки из них аховые.
Если наносить удар на севере, то наступать придется через земли с польским в основном населением. А поляки к русским относятся, мягко говоря, без особой симпатии. Ничего удивительного в этом нет. Вспомним хотя бы, как в конце восемнадцатого века Пруссия, Австрия и Россия трижды делили Польшу и в конце концов разрезали ее «на троих». Екатерину Великую поляки до сей поры иначе как «курвой» не именуют.
Да и польское восстание при Александре II – это тоже… ой-ой-ой! Кровушки с обеих сторон было пролито преизрядно.
А вот на юге нас встретят как освободителей от австрийского гнета, да и на Балканах еще не успели забыть славные страницы Русско-турецкой войны: Плевну, Шипкинский перевал.
Брусилов умел убеждать и настаивать на своем, и вот идут последние приготовления к долгожданному наступлению. В прифронтовой полосе сконцентрированы колоссальные людские массы, по рокадным дорогам передвигаются к месту будущего прорыва резервы пехоты и штурмовой артиллерии, саперные и инженерные войска… Передвижение это происходит скрытно, осторожно, под покровом ночной темноты. И, судя по всему, меры маскировки оказались вполне действенными…
– Я так думаю, Алексей Алексеевич, что австрийцы о наших намерениях не догадываются, – довольным тоном сказал Каледин.
– Ваши слова, Алексей Максимович, да Богу бы в уши. Мне тоже сдается, что мы сумели их обмануть. Если и догадываются, то не верят, что такую оборону можно прорвать. Мы ведь сильно рискуем, оголяя северный фланг фронта: если завязнем, то вашей армии не позавидуешь. –
– Рискуем? – переспросил Каледин. – Не без того, но, помнится, Наполеон говорил, что его генералы порой проигрывают сражения потому, что думают, будто войну можно вести без риска. Даст Господь, не завязнем. Это умный, стратегически грамотный и оправданный риск. Только вот не нравится мне появление на ветке Львов – Ковель некоего бронепоезда.
– Это данные аэропланной разведки?
– Да. И никак в голову не возьму, что там этому бронепоезду понадобилось?
…Ординарец Брусилова распахнул перед молодым офицером дверь. Голицын отдал честь, не без гвардейской лихости щелкнул каблуками:
– Ваше высокопревосходительство! Поручик Лейб-гвардии гусарского Его Величества полка Сергей Голицын прибыл в ваше распоряжение!
– Вот и прекрасно, что прибыли, – довольно сказал Брусилов, бегло пролистав документы, переданные ему Голицыным. – Нам очень нужны толковые офицеры, а ваш послужной список впечатляет. Впрочем, я и помимо формуляра слышал о вас весьма лестные отзывы от генералов Юденича и Огановского. Познакомьтесь, поручик, моя правая рука, командующий 8-й армией генерал Алексей Максимович Каледин.
Ни в Брусилове, ни в Каледине не было и тени надменности, высокомерия и той глупой напыщенности, которая свойственна бездарностям и дуракам, случайно занявшим высокое положение.
В ответ на сдержанный поклон поручика Каледин добродушно улыбнулся:
– А я прекрасно помню этого молодца, Алексей Алексеевич! В 1913 году, в сентябре, проходили войсковые маневры на среднем Дону, под Калачом. После маневров, как положено, смотр. Так вот, князь тогда был еще подпоручиком, и когда после смотра пошли соревнования по парфорсу и рубке лозы, он даже моих земляков обставил и взял первый приз – белую черкесскую бурку. Лихой наездник, настоящий гусар, ничего не скажешь! Я рад, поручик, что вы будете служить на нашем фронте.
Алексей Максимович Каледин был уроженцем Дона, происходил из старинного казачьего рода, самозабвенно любил кавалерию и все, с ней связанное, хоть и понимал трезвым умом, что Великая война станет скорее всего лебединой песней этого рода войск.
В комнате послышался резкий неприятный звук: зазуммерил большой черный телефон, стоящий на приставном столике. Генерал Брусилов уделял повышенное внимание современным средствам связи и управления войсками – штаб фронта, штабы всех четырех армий, дивизионные и даже некоторые полковые штабы были связаны единой телефонной сетью.
Брусилов снял громоздкую трубку аппарата:
– Командующий фронтом на проводе. Говорите! Кто? А-а, это вы, полковник. – Брусилов повернулся в сторону Каледина. – Это начальник вашей армейской разведки.
Некоторое время Брусилов сосредоточенно слушал, изредка переспрашивая: командующий был несколько туг на ухо, сказывались последствия давней контузии, полученной под Мукденом.
– Говорите громче, полковник! Утверждает, что бежал из австрийского плена? Как, вы сказали, его фамилия? Щербинин? Так что, вы отправили его сюда, в штаб? На автомобиле? Вот и превосходно. Раз этот человек желает поговорить непосредственно со мной, то я его выслушаю. Благодарю за службу, господин полковник.