Золотые колдуны

Джентл Мэри

Керис кладет мне на плечо руку.

— Мы тоже зависим от торговли. Но мы — богатая страна. Думаю, мы сможем обойтись и без благословения Касабаарде, если это потребуется.

Я понимаю значение пожатия его руки и осознаю то обстоятельство, что стою здесь один и далек от моих людей, и потому формулирую свой ответ с большой осторожностью:

— Разве это может случиться, с'ан Керис? Между коричневой Башней и Белым Городом всегда была дружба.

Касабаарде и Таткаэр, да-да. — Он убирает свою руку с моего плеча и вставляет ее большой палец за пояс рядом с харурами. — Иногда,

мастер, я спрашиваю себя, разумнее ли было бы с нашей стороны доверять вам, а не Кель Харантишу.

— Разве иначе вы были бы здесь?

— Может быть, но, возможно, и нет.

Он не очень походит на того, кем является, этот человек, создавший порядок после длительного хаоса, последовавшего за гибелью империи. Потемневшая кожа, бурая, заплетенная грива, голубые как море глаза без белков, линии ромбовидного узора, глубоко врезавшиеся в озабоченное лицо. Но когда видишь его движения, то, как он берется за дела…

И он выведет телестре из хаоса, а церковь из абсолютности, и о нем будут вспоминать не только в связи с тем, что он сделал, а так же — как это бывает в легендах, пока они не освободятся от всех вымышленных мелочей в процессе снов о предыдущей жизни — и в связи с тем, что он мог бы сделать. Я один буду об этом помнить и я один буду это знать.

— Вы можете доверять Касабаарде, — пока я Чародей этого города.

По его взгляду я понимаю, что до его ушей дошли некоторое слухи. А Кель Харантиш горит…

Родовые схватки древних времен…

— …обманул меня! — Голос отражается от стен шестиугольного помещения. — Поэтому я уничтожил его.

Я отворачиваюсь от разрушенных приборов из стекла и меди и смотрю на Сантендор'лин-сандру. Несколько синих светящихся шаров вздрагивают в неподвижном воздухе, сжимаются и перемещаются за ним, когда он расхаживает взад и вперед. Другие стали лишь потемневшими шарами, которые, перегорев, висят под потолком зала. Черная мгла поселилась в углах помещения из прозрачного камня.

— Он обманул вас, повелитель?

— Я дал ему все! — Сантендор'лин-сандру смотрит на меня. Он высок и строен, у него золотая кожа и распущенная грива, подобная белому огню. Желтые звериные глаза на лице… таком красивом, что это походит на святотатство, когда оно выглядит раздраженным, жадным и возбужденным… как сейчас.

— Сколько времени он работал и кормил меня своими обещаниями? Сколько времени? — Холодный голос говорит на мелодичном, многосложном языке архонисов. — И безуспешно! Потому я и сделал так; ты больше не будешь обманывать меня, Эйр'ра Тел Сиавн. Никогда, больше никогда.

Он шагает через пустой промежуток оконной арки как бы в пустоту, но его удерживает плоское мерцание в воздухе. Это пузырьковое поле, задерживающее ледяной холод северного ветра. За ним лежит город, похожий на фонтан света. Архонис, держащий в своем каменном кулаке Шесть морей и реку, которая протекает через него и впадает во внутреннее озеро.

— Он не справился, повелитель? — Это то, как я себе представляю, узнать я и пришла сюда, после того как поговорила с Тел Сиавном, пока еще не умер этот гений. Может, ему не хватало времени, чтобы завершить свое дело?

— Он ничего не дал! — Это опять началась

одна из тех истерических вспышек гнева, к которым предрасположен повелитель. Повернувшись спиной к распростершемуся внизу городу, он протягивает руку с грациозностью животного и указывает на голубой мрак разрушенной комнаты. Там лежит разбитая вдребезги высокоточная аппаратура. — Я предоставил ему все это! Он был первым человекоподобным животным, в руки которого попала древняя наука! Какая ирония!

То, что мы создали, само стало творцом…

И — ничего! Разве можно было так провести меня, обмануть, запутать?

За его спиной в темной ночи севера горели огни Архониса. Гирлянды сферических светильников покрывают крапинками и пятнами холмы над озерами, в небо поднимаются световые башни, яркость которых превосходит сияние всех звезд. Но несмотря ни на что свет является только одной-единственной сферой в огромном темном зале. Его как раз хватает, чтобы осветить контуры и нижние этажи циклопической архитектуры города.

Низкие башни окаймляют берега расположенного вблизи озера. На их карнизах рядами висят черные комки, выглядящие как сушеные фрукты. Это отрубленные головы. Если подойти ближе, то можно заметить, сколь многие из них уже высохли на ветру и как немало их еще кровоточат.

Я иду за Сантендор'лин-сандру обратно в комнату. Звуки наших шагов с гулом отражаются от каменных стен и пола. Я слышу еще слабое гудение, пощелкивание машин и шум далеких летательных аппаратов в ночном небе. В воздухе пахнет пылью, несмотря на все энергетические поля, которые постоянно включены. Предчувствие холода, такое ощущение, что сюда может заползти туман с озера.

— Значит, Тел Сиавн мертв.

Ангельское спокойствие возвращается на его ястребиное лицо.

— Но мне никогда не следовало ему доверять. Они, эти твари, ничто иное как животные и никогда не станут чем-то большим. Не впускай их никогда в свою постель.

Он внимательно смотрит на меня, и я стараюсь делать вид, что не понимаю сказанного.

— Ты, я слышал, была им своего рода приятельницей.

— Приятельницей? Нет.

Но теперь я знаю, что удалось Тел Сиавну. И что он сделал согласно желаниям Сантендор'лин-сандру. Может быть, он был гением, как я его себе и представляла. Он за свою короткую жизнь определенно сумел использовать знания биологии и генной техники в гораздо большей мере, чем это смогли сделать мы за время, прошедшее с нашего сюда прибытия.

— Кузина, ты молчишь.

В сухом воздухе стоит запах пыли. Шаровые огни пощипывают кожу, тихо позванивают при ходьбе звенья моей кольчуги. Не играет ни один ароматический орган. Воздух теперь свободен от противного гнилостного запаха, который не может перебить никакой ароматический орган, он свободен от запаха наших созданий, человекоподобных животных, рабов.

— Мне кажется…

— Ну?

— Ты позволил ему проводить эксперименты по разведению вирусов и это правда, что было разработано много лекарственных веществ против болезней человекоподобных животных. И все же… если это еще не все? Если здесь возбудители болезней, которые могли бы принести нам вред и могли бы быть выпущены на свободу?