Золотые сны
Шрифт:
От такой наглости сослуживцы закипели, но Козырев не сдавался и гнул свою финансовую линию.
Конечно, подобные перепалки не могли долго сидеть взаперти, выплеснулись за двери конторы и достигли коридоров родного главка. Наверное, поэтому начальник главка и вызвал Козырева к себе, считая, что плюрализм мнений следует поощрять.
— Так-так! — раздумчиво произнес он, выслушав козыревскую ценоконцепцию. — Но здесь есть подводные камни.
— Нет камней! — отверг Козырев.
— А реакция населения? Есть же малооплачиваемые, многодетные, пенсионеры. Как они к этому отнесутся?
— Если будет хорошо организована воспитательная
— Как это? — удивился начальник главка.
— Очень просто! — гордо пояснил Козырев, — Покупаем мы, к примеру, за границей кофе по пять долларов за килограмм, а продавать в магазинах станем этот же кофе по пять тысяч рублей. Пусть доллар стоит выше рубля, но не настолько же!
— Позвольте! Никто не купит ваш кофе.
— Купят. Пусть хоть двести человек купят, уже овчинка стоит выделки.
— У людей вовсе исчезнут деньги…
— Вот именно! — весело прервал Козырев. — В этом-то и есть сверхзадача. Оставшись без денег, люди в свободное от основной работы время займутся натуральным хозяйством, и в страну вскоре вернется изобилие.
— Ну и ну! — усмехнулся начальник главка. — Они просто убегут со своей основной работы.
— Не убегут, если будет постановление, что убегать нельзя. Вы ведь знаете силу постановлений?
— Знаю, — нерешительно кивнул начальник главка. — Все равно в ваших рассуждениях чего-то недостает. Э-э-э… Да! В них нет заботы о благе народа.
— Пустое! — отмел Козырев. — Разве народ знает, что есть благо, а что нет? Для этого начальство поставлено. Между прочим, не мною придумано.
Последние козыревские слова начальнику главка понравились. Он распорядился изъять радикала из конторы, сделал его своим референтом, и сейчас они вместе с другими большими мастерами по ценам заседают в какой-то тайной канцелярии, надеясь прославить свои имена в веках.
Скорее всего, так оно и будет. У нас не принято забывать соотечественников, радеющих о всеобщем счастье.
ПОМИДОРЫ
Шли по улице и встретились. Синяков сразу заметил, что Кувыкин сильно постарел, но виду не подал, а стал, наоборот, неумеренно восхищаться статью и цветом лица давнего знакомого. Кувыкин тоже не отставал в комплиментах. Оба они прекрасно знали, что говорят неправду, но почему не сделать человеку приятное, если это ничего не стоит? Однако любой встречный прохожий, если бы он обратил на них внимание, мельком бы подумал, что вот, мол, идут два старика и беседуют, поскольку так оно и было на самом деле.
За годы, а не виделись они порядком, у каждого произошло множество событий, больших и маленьких, так что оба слушали друг друга с интересом, порой удивляясь и переспрашивая.
Постепенно поток информации иссяк, и разговор перешел на прошлое. Когда люди долго не встречались, о чем говорить, как не о прошлом! Тем более что тогда они были и моложе, и активнее. Старость есть
— Было времечко! — вздохнул Кувыкин. — Кассиром работал в издательстве. Почет! Уважение! В дни выплаты гонораров писателям, бывало, у окошка очередь жжу-жжу, а я не тороплюсь кассу открывать, чай пью, хотя время вышло. Никто и пикнуть не посмеет, культурный народ! Побаивались, конечно. Вдруг я скажу, что денег мало дали, или вовсе по какой-нибудь надобности уйду. Кто с кассиром станет ссориться, когда деньги нужны! И оставляли неплохо. Мелочь вообще не брали, а некоторые округляли до пятерки или до десятки. Иной раз сотню домой уносил. Были и свои авторы, которым в любые дни платил. Опять-таки благодарность! Что душу тревожить! Власть была.
— Власть! — кивнул Синяков. — Ты ее кассиром ощутил, а ведь я до-о-о-лжность занимал.
— Большую должность, — согласился Кувыкин.
— Еще какую! — Синяков приосанился. — Командовал всем автотранспортом треста. Помнишь, я тебе машину давал?
— Как же! Когда я с квартиры на квартиру переезжал. Спасибо.
— Вот! Всем нужен был. Знакомства были, все было. А сейчас кому нужен? Никому не нужен. Потому что власти нет.
— Без власти никуда, — подтвердил Кувыкин. — Рядом с моим домом киоскер газетами торгует. Думал, совсем незаметный человечек, а он со многими в округе в дружбе. Видать, газеты им или журналы дефицитные оставляет. Пусть маленькую власть, но имеет.
— Кто на должности, у того и власть!
— Не скажи, — возразил Кувыкин. — Есть должности без власти. У моей племянницы муж научным сотрудником работает. Ничего мужик не может, сестра жаловалась.
— Конечно, если с народом не связан, власти не жди!
Так они шли и шли, рассуждая о власти, которой у них нет и никогда уже не будет. Любой сантехник, приходящий по вызову, чтобы починить в ванной кран, тоже имеет власть, захочет — сделает хорошо, а заартачится, еще хуже напортит. А пенсионеры почему жалобы пишут? Не из-за дурного характера, не из-за старческого брюзжания, а от обиды. Раньше они бы в ответ на притеснения могли отыграться на тех, которые от них зависели, душу отвести, а теперь? Вот и пишут в газеты или еще куда!
Так они шли и негромко беседовали, покуда не увидели лоток, за которым высокий парень в грязной белой куртке продавал помидоры. Выглядели помидоры соблазнительно — крупные, красные, гладкие!
— Надо купить! — загорелся Кувыкин. — Жена обрадуется.
— Я тоже, — поддержал Синяков. — Очереди нет, всего три человека.
Они подошли к лотку и пристроились за женщиной в желтом платье, стоявшей последней.
— Велели не занимать, — повернулась к ним женщина. — Продавец на обед уходит.
— Какой обед! — возмутился Кувыкин. — Одиннадцать утра.
— Вы обедаете?! — закричала женщина, испугавшись, что продавец, услышав наглое замечание Кувыкина, обидится и уйдет. — Что, человек пообедать не может?! Вы сами каждый день обедаете?!
Продавец искоса глянул на непрошеных покупателей и хмуро бросил:
— В желтом последняя. Больше отпускать не буду. — И стало предельно ясно, что это не пустые слова.
Когда приятели отошли от лотка, Синяков сказал: