Золотые стихи Пифагора, объясненные и впервые переведенные в эвмолпических французских стихах, предваряемые рассуждением о сущности и форме поэзии у главных народов земли

д'Оливе Антуан

Правящие сегодня в Китае Татары, различаемые от иных соплеменников эпитетом Манчжуров, обладают развитым языком, который не имеет никакого вида поэзии, что я уже отмечал [217] , пусть отдельные авторы и хвалят его за богатство [218] . Несмотря на свои завоевания, другие Татары не получили никакой пользы от просвещенности покоренных народов. Турки вовсе не имели букв алфавита. Гуны даже не ведали об их существовании. Великий завоеватель Азии Чингисхан (Gen-Ghis-Kan) не нашел среди своих Моголов ни одного человека, способного писать его депеши. Состоящий из четырнадцати букв алфавит, которым обладают Уйгуро-Татары (Tatars Oighouris), скорее всего попал к ним от древних Персов [219] , от коих они также восприняли и немного известной им поэзии.

217

П. Пареннэн говорит, что манчжурский язык содержит огромное количество слов, которые служат для выражения всего наиболее лаконичной и живописной манерой, на что обычные языки способны только при помощи множественных эпитетов или перифразов (Duhalde, in-folio. t. IV, p. 65).

218

Выше,

стр. 31.

219

Смотрите французский перевод Rech. asiatiq. t. II, p. 49, notes a и b.

Являющиеся сегодня арабскими подражателями Персы в отдаленные времена были учениками Индийцев. Тогда их священный язык, называемый Зенд, на котором написаны оставшиеся от Зороастра фрагменты, был диалектом санскрита [220] . Эти фрагменты, коими мы обязаны неутомимому усердию Анкетиля дю Перрона, подобно Ведам или всем священным книгам Индии, судя по всему, изложены ритмической прозой. После Зенд-Авесты самая знаменитая книга у Парсов (Parsis) – Бун-Дехеш (Boun-Dehesh), написанная на пехлеви и содержащая космогонию Зороастра. Образовавшийся от набатейско-халдейского пехлеви указывает на перевод [221] и свидетельствует о том, что Персия, после господства над ней Индии, перешла под власть Ассирии. Но когда, благодаря завоеваниям Кира, Персия обрела свободу, сделавшись владычицей Азии, напоминавший о ее древнем рабстве пехлеви был изгнан со двора Бахманом-Эспандияром (Bahman-Espandiar), которого мы зовем Артаксерксом Долгоруким (Artaxerce-Longue-Main) [222] . Последнее наречие заменил фарси (parsi), модифицированный греческим языком при наследниках Александра, получивший много татарских слов при парфянских царях, отшлифованный Сасанидами, поглощенный, наконец, Арабами, подчиненный нетерпимому влиянию исламизма и больше уже не имеющий ни одной собственной буквы; в современном персидском фарси обрел все движения арабского, несмотря на малое сходство с ним [223] ; по примеру арабского он вобрал все красоты рифмованной Поэзии, и с тех пор уже не имел ни Эвмолпеи, ни Эпопеи.

220

Смотрите то, что говорит о Зенде Анкетиль дю Перрон, а также приводимый им пример этого древнего языка. Zend-Avesta, t. I.

221

Herbelot, Bibt. orient, p. 54. Asiat. Research. t. II, p. 51.

222

Anquetil du Perron, Zend-Avesta, t. I.

223

Asiat. Research. t. II, p. 51.

Что же касается арабского языка, то никто не представляет до какой степени он – раб рифмы. Согласно вполне удачному предположению одного французского писателя, первое использование рифмы у нас совпало с арабским нашествием в начале VIII столетия [224] . Говорят, Прованс явился воротами, через которые это новшество проникло во Францию. За отсутствием источников, казалось бы очень сложно строго доказать это утверждение, но, однако же, нельзя и отрицать его правдоподобность, особенно рассматривая, какому арабскому влияние подверглись науки и искусства на юге Франции после того, как Арабы пришли в Испанию. Итак, на Земле нет иной страны, где называемая мной романтическая поэзия развивалась бы с большим постоянством и успехом, чем в Аравии; рифма, если даже она и была позаимствована от Индусов, за свое долгое использование так освоилась в Аравии, что кажется, будто здесь она и появилась на свет. Можно даже сказать, что арабский язык более восприимчив к ней, нежели санскрит. Рифма здесь более необходима Поэзии из-за огромного количества негибких моносиллабизмов, которые, образуя многочисленные ритмические сочетания, с трудом соединяются между собой и нуждаются в помощи рифмы для смягчения своей сухости и восполнения недостающей им гармонии.

224

L’abbe Massieu, Histoir. de la Poesie franc. p. 82.

Впрочем, каким бы не было притязание Аравии на изобретение рифмы и даже связанной с ней романтической поэзии, нельзя не заметить, обладая без предрассудков и до определенной меры дарованием к азиатским языкам, что в самом арабском есть доказательства, свидетельствующие в пользу Индии. Таково, к примеру, слово Диван (Diwan) [225] , которым Арабы называют сборник своих древних стихотворений [226] . Это слово, связанное с санскритским выражением Дева (Dewa) или Дива (Diwa), обозначающим все божественное, небесное, все исходящее от вселенской Мудрости [227] : такова Поэзия Греков, язык Богов, или глас универсальной Сущности Египтян и Финикийцев.

225

По-арабски (Diwan).

226

D’Herbelot. Bibt. orient. на слово DIVAN. Asiat. Research. t. II, p. 13.

227

Нужно отметить, что слово Dim, которое является также и персидским, одинаково применялось в Персии к божественной мудрости, прежде, нежели Зороастр изменил значение, установив новую доктрину, которая, заместив Дивов Изедами (Iseds), лишила их обладания Неба, представив их как земных Демонов. Смотрите Анкетиля дю Перрона, Vendidad-Sade, p. 133, Boun-Dehesh. p. 355. Подобным же образом христианство изменило смысл греческого слова (Демон), сделав его синонимом Дьявола, тогда как изначально оно обозначало божественного Духа и Гения.

Тем не менее, арабский Диван, то есть поэтический сборник этой нации, восходит к самым древним временам. Здесь присутствуют стихи, приписываемые первым еврейским патриархам и даже самому Адаму [228] , ибо

с принятием ислама космогония Моисея стала космогонией Мусульман подобно тому, как она сделалась нашей с установления христианства. Именно поэтому в диване сохраняются наиболее аутентичные предания: они все стихотворные и во многом схожи по форме и сути с преданиями о дворе Карла Великого, дошедшими благодаря монаху монастыря Святого Андрея. Здесь тот же самый рыцарский дух и те же самые романтические вымыслы. Персидский поэт Фирдоуси отразил подобные предания о древних царях Ирана в своей знаменитой поэме, называющейся Шах-Намэ (Shah-Nameh) [229] . Нечто превосходное, сосредоточенное в этих традициях, нам было передано, несомненно, Арабами с мастерством рифмы: одно и другое устремлено к тому же самому духу. Феи, покровительствующие рыцарям, гиганты, преследующие дам, волшебники, магия со всем своим очарованием суть плоды этого блистающего воображения, которое характеризует современные народы Азии. Мы ими вдохновленно наслаждались, когда находились в варварском состоянии; мы поддались прелестям рифмы, как дети в люльке, когда их усыпляют няньки под монотонный звук колыбельной песенки. Удалившись от этого томного состояния, пораженные блеском истинного знания мы сравнили Грецию и Аравию, песнопения Эпопеи и мелодии Романса; нам стало стыдно от нашего выбора; мы захотели его изменить; но всегда более или менее увлекающая за собой форма нам позволила создать лишь более или менее удачные смешения, повинуясь вторичным жанрам, что мы использовали.

228

Asiat. Research. t. II, p. 13.

229

Смотрите Анкетиль дю Перрон, Zend-Avesta, t. III, p. 527 и сл. Смотрите также произведение немецкого ученого Валя (Wahl) о положении Персии: Pragmatische-Geografische und Statische Schitderung… etc, 1795, t. I, p. 198–204.

Принесенная более тысячи лет назад Арабами в Европу рифма постепенно распространилась среди всех европейских наций так, что когда хочется в точности узнать о ее происхождении, то уже и непонятно туземная она здесь или позаимствованная. Повсюду существуют лишь рифмованные стихи. Все рифмуют [230] , – Испанцы, Португальцы, Итальянцы, Французы, Германцы всевозможных диалектов, среди которых голландский, датский, шведский и норвежский. Даже нынешние Греки, позабывшие, ради нашей манеры [231] , свой древний ритмичный размер. Если что-то и может подвергнуть сомнению укорененность рифмы в Европе, так это следующее: древне-скандинавский язык, на котором написаны драгоценные фрагменты, оставшиеся нам от мифологического культа наших кельтских предков, ничего не рифмует; также он часто достигает возвышенности Эвмолпеи [232] . Всякое предпринятое нами обозрение Аравии приведет нас к Индусам, и поскольку у нас есть великие основания полагать, что имевшие столько связей с арабским финикийский и египетский языки не рифмовались, то и священная книга Евреев Сефер, которую мы называем Библией, очевидно исшедшая от египетских святилищ, написана ритмической прозой, подобно Зенд-Авесте Парсов и Ведам Индийцев [233] .

230

Смотрите некоторые из их песен, сообщенных Лабордом, Essai sur la Musique, t. II, p. 398.

231

Laborde, ibid. t. I, p. 425.

232

Далее я познакомлю с одной строфой из Волюспы, великолепной скандинавской оды эвмолпического жанра, которую я, быть может, когда-нибудь переведу полностью.

233

Долгое время говорили, будто в Библии имеется большое количество рифмованных стихов, что даже Вольтер в своем Философском словаре (искусство Рифмы) съязвил по этому поводу следующее: «… прежде, нежели столь беспокоиться, как это принято, является ли еврейский текст Сефера прозаическим или поэтическим, существуют ли в нем рифмованные стихи наподобие арабских или размеренные наподобие греческих, нужно хорошо исследовать и понять сам текст, и тогда обнаружится, что нет ничего менее достоверного его. Язык Моисея утрачен уже более, чем две тысячи четыреста лет, и даже сносно восстановить его еще не было ни усилий, ни постоянства, и я сомневаюсь, будто кто-нибудь точно знает о том, что законодатель Евреев говорил о началах Мироздания, происхождении Земли, а также зарождении и превратностях существ, которые ее населяют. Эти предметы, однако, требуют труда и своего осмысления, и я не могу помешать себе думать, что будет кстати заняться смыслом слов, нежели их распределением по долгим и коротким слогам, по обычным или перекрестным рифмам, что совсем не играет здесь никакой роли».

Очерк, который я набросал, Господа, подтверждает то, что я желал вам доказать, и то, что составляет предмет этого рассуждения – имеющееся различие между сущностью и формой Поэзии, а также влияние, оказываемое друг на друга, этими двумя частями знания. Вы увидели, что повсюду, где исключительно господствовала рифма, как в Азии у Китайцев, Арабов и Персов; как в Европе у всех современных народов, она изгнала оттуда Эпопею, подменив аллегорический гений духом романтических вымыслов; вы увидели, что повсюду, где желала проявиться эвмолпическая поэзия, будь она нравственная или рациональная, теософическая или философическая, она была вынуждена прикрываться своеобразной прозой, когда поэтическая форма ей сопротивлялась, как это произошло в Китае с Кингами, в Персии с Зенд-Авестой, в Аравии с Кораном; вы увидели, что там, где сохранялась чисто ритмическая Поэзия, как в Греции и у Римлян, она обрела без примеси вид Эвмолпеи и Эпопеи; и что, наконец, там, где обе эти формы встретились во всех своих видах, она приспособилась ко всем жанрам поочередно, – умозрительному и рациональному, эпическому, драматическому и романтическому.

Итак, Господа, Франция, стремясь к универсальности, должна стать для Европы тем же, чем являлся Индостан для Азии; она должна обогатиться всеми знаниями, обретенными в прошлых веках, дабы передать их будущим столетиям. Предназначенная появиться на осколках ста различных наречий, Франция должна спасти от гибели все их красоты и все их замечательные творения. Но как это сделать, когда ее поэтические формы вовсе не соответствуют духу всех Поэм, если ее скованное путами движение не может стать наравне с движением языков, которые ей предшествовали на том же самом пути? Каким образом, спрашиваю я вас, она достигнет универсального господства санскрита, если, постоянно плетясь за лекгомысленным бряцаньем арабских звуков, она даже не может достигнуть частичного господства греческого или латинского языков? Или станет необходимо, чтобы она изменила своим высшим предначертаниям и чтобы провиденциальное решение, которое устанавливает Европейскую империю, лишило ее славы, обетованной французскому имени?

Конец ознакомительного фрагмента.