Золотые врата. Трилогия
Шрифт:
– Привет, бабуля! Вот и мы.
Женщина отступила в прихожую, и теперь Корсаков смог ее рассмотреть. По рассказам Анюты он представлял себе старуху, похожую на бабу-ягу из кинофильмов, и был приятно удивлен: если бы не седые, даже не седые, а белые волосы и выцветшие от старости глаза, цвета выжженного солнцем неба, бабуле можно было дать лет пятьдесят. У нее было спокойное, с тонкими чертами лицо, прямая осанка.
Анюта чмокнула ее в щеку и обернулась к Игорю:
– Ты чего застыл, как перед иконой? Входи. Это моя бабушка Лада Алексеевна Белозерская. А это Игорь.
Теперь,
– Здравствуйте, Лада Алексеевна! Очень приятно познакомиться! – Корсакову почему-то захотелось щелкнуть каблуками на гусарский манер. Чтобы шпоры звякнули, чтобы качнулся султан на кивере. Он ограничился тем, что коротко наклонил голову.
– Здравствуйте, Игорь! – Лада Алексеевна подала руку и, пока Корсаков раздумывал, приложиться к ней или просто пожать, сама энергично пожала ему ладонь. – Рада вас наконец-то увидеть.
– Сердечно тронут вашим вниманием, – зачем-то сказал Корсаков и покраснел.
Непонятно отчего, но ему хотелось выражаться выспренно и витиевато.
Лада Алексеевна чуть улыбнулась, отступила, пропуская его, и закрыла дверь. Игорь прислонил картину к стене, осмотрелся. Паркетный пол был натерт – чувствовался легкий запах мастики. Корсаков сразу вспомнил, что дома в детстве так же натирали паркетные полы. Была даже такая машина со щетками – полотер, но вряд ли Лада Алексеевна пользовалась подобной техникой. Скорее по старинке натирала половицы шерстяной или войлочной тряпкой. Старинный шкаф с позеленевшим зеркалом, резной, как ларец, мрачно возвышался возле стены. Розовый абажур окрашивал прихожую теплыми тонами.
– Вот вам тапочки, одевайте и проходите в комнату, – поскольку Анюта уже впорхнула в комнату справа, Лада Алексеевна повысила голос: – Анна, ты опять в туфлях вошла? Ты же знаешь, что мне уже тяжело мыть полы.
– Бабуля, я сама вымою, – девушка выскочила в коридор, скинула туфли и надела мягкие войлочные тапочки. – Ну, как он тебе? – она подхватила Игоря под руку. – Он бродячий художник.
– Больше похож на странствующего рыцаря, – улыбнулась Лада Алексеевна. – Пойди, поставь чайник, – скомандовала она, – а вы проходите, молодой человек.
Корсаков вошел в комнату и словно перенесся в московскую квартиру начала тридцатых годов прошлого столетия. Впрочем, судить он мог только по кинофильмам. Возле окна на круглом обеденном столе в тяжелой хрустальной вазе стоял огромный букет ромашек. Под вазой была вязаная салфетка. Такая же салфетка украшала пианино возле стены. Над письменным столом в углу висели книжные полки. Настольная лампа с зеленым стеклянным плафоном тоже напомнила Корсакову детство – у отца на столе стояла точно такая же. Стулья с прямыми спинками, цветы на окне – герань, столетник, декабрист. Пасефлора протянула тонкие нити лиан по всему окну. Даже запах в комнате был особый, присущий только таким квартирам со старинной мебелью и годами поддерживаемым старомосковским уютом.
Внимание Корсакова привлекла картина на стене. Под свинцово-серыми тучами бились
– Это написал один мой знакомый, – тихо сказала за его спиной Лада Алексеевна. – Я знала его подростком, когда он работал рулевым на маленьком сейнере. Впоследствии он стал краеведом и художником, но его имя вам ничего не скажет.
– Очень неплохая работа, – одобрил Корсаков, – самобытно и в то же время очень профессионально. А что это за место?
– Это архипелаг Новая Земля. Берег возле поселка Малые Кармакулы.
– Вы там бывали? – удивился Корсаков.
– Довелось побывать, – еще тише ответила Белозерская, – но обо всем по порядку. Присаживайтесь.
Корсаков устроился на стуле возле стола с вазой, женщина – язык не поворачивался назвать ее старушкой – присела напротив и, чуть склонив голову, посмотрела ему в глаза. Анюта так же склоняла голову, наблюдая, как Игорь работает за мольбертом.
«Жаль, что я не доживу, чтобы посмотреть, станет ли Анюта похожа на нее», – вновь подумал Корсаков.
– Вы проживете очень долго, молодой человек, но этого не увидите, – спокойно сказала Лада Алексеевна.
– П-почему? – сумел выдавить остолбеневший Корсаков.
– Не спешите, – она наклонилась и слегка похлопала его по руке, – всему свое время. Помогите мне собрать на стол.
Корсаков помог ей достать из шкафа чайный сервиз с затейливым рисунком. Тонкие чашки были прозрачны той обманчивой чистотой, которая присуща лишь жемчужинам. Игорь даже не удержался и попытался взглянуть сквозь чашку на свет.
– Саксонский фарфор, – пояснила Лада Алексеевна. – Не правда ли, прекрасно?
– Изумительно, – подтвердил Корсаков.
– Мой дед привез сервиз из Германии в конце девятнадцатого века. Кстати, как и картину, которую я вам подарила, – Лада Алексеевна обернулась к двери и немного повысила голос: – Анна, ты скоро? За это время можно ведро вскипятить.
– Уже иду, бабуля, – отозвалась девушка.
– Я строга с внучкой, – пояснила Лада Алексеевна, – она еще ребенок и притом балованный. К сожалению, мой племянник, ее отец, избаловал девочку. Надеюсь, вами она не пытается управлять?
– Случается, – усмехнулся Корсаков.
– Не позволяйте ни в коем случае! Если впоследствии вы хотите иметь рядом настоящую женщину, не важно: друга, жену или любовницу – никогда не позволяйте Анюте командовать собой.
– Я постараюсь.
– Вот и я, – Анюта вошла в комнату с чайником в руке. – Я хочу чай с мятой и мелиссой. Бабуля заваривает удивительный чай. Заваришь, бабуля?
– Нет, молодые люди. Сегодня я вам предложу нечто другое, – Лада Алексеевна поднялась со стула, подошла к письменному столу и достала из нижнего ящика разрисованную драконами железную банку из-под китайского жасминового чая. – Анна, сполосни кипятком заварочный чайник и посиди спокойно минут пять. Мне надо сосредоточиться.