Золушка барачного квартала

Викторова Татьяна

«Ага, в наших бараках как раз Золушки не хватало». – они переглянулись и обе расхохотались.

«Вот было бы здорово, если бы, правда, мы превратились в «Золушек», – размечталась Зойка. – Насчет меня – не знаю, куда мне с моим сороковым размером ноги, а вот ты… ничего… пацаны смотрят на тебя».

Элька прибрала на столе, спрятала продукты в холодильник, подтерла пол. Петька сидел у телевизора, иногда косился на нее, пытаясь угадать, злиться ли за вчерашнее или нет.

Отец тем временем что-то бормотал несвязно, потом переключил внимание на дочку. Как выпьет,

в нем просыпалась вселенская отцовская любовь: плакал, вытирая слезы, просил у дочери прощения, говорил, как ее любит – Эльку любит. Всё прерывалось, когда Раиса начинала приставать к нему с вопросами: «А меня? меня разве не любишь? Николаша, да я же… я ведь тебя-то как берегу», – начинала причитать Раиса, и Элька, не в силах вынести ее нытья, готова была забиться в угол, как сверчок.

Контрамарки действительно давали лучшим учащимся. Элька взяла ее без труда у секретаря.

– Ну что? – Зойка уже поджидала.

– Ничего. Одну дали, да еще расписалась за нее.

– И что, я не пойду? – у Зойки выступили слезы.

– Не хнычь, надо что-то придумать. Ну, хотя бы попросить. Стой тут.

Она снова заглянула к секретарю. – А можно еще одну? очень надо!

– Знаете, вас сколько таких, кому очень надо… строго по спискам выдаем.

– Ну, пожалуйста, не идти же мне одной.

– Сказано: лишних билетов нет. Все!

Элька вышла. Постояла у двери. Потом решительно вошла. Так же решительно подошла к столу секретаря, сунула руку в старенькую сумку, которая осталась еще от матери, достала шоколадку и, молча, положила на стол. В глазах Эльки можно было прочитать: «Даешь контрамарку!».

Секретарь тоже, молча, положила руку на шоколадку и она исчезла в столе. Также, молча, подала контрамарку.

– А расписываться? – напомнила Элька.

– С ума сошла?! какая роспись?

Элька, опомнившись, выскочила.

– Есть! – она подала желанную бумажку Зойке.

– Ура! Мы идем!

– Ага, идем. Зато без сладкого остались. Отцовской шоколадкой пришлось пожертвовать, – призналась Элька.

– Целой шоколадкой! – ахнула Зойка.

– Ну да, контрамарки нынче ценятся.

Техникум, в котором учились подружки, находился в исторической части города – в центре. Но дома здесь стояли кирпичные или бетонные, аккуратные скверы украшали район. Эльке нравилась эта часть города.

Но лишь стоило подъехать на автобусе или пешком подойти к мосту через местную речушку, как цивилизованная жизнь обрывалась. На другом берегу раскинулся барачный район, застроенный деревянными домами, в основном двухэтажными.

Элька терпеть не могла этот район. И эти старые дома с облезлыми рамами, с дырками в заборах, с колонками и туалетами на улице, с зарослями крапивы вдоль заборов, с заметенными снегом улицами зимой, с пьяными выкриками по пятницам, с подростками, с горланящими песни под гитару, собравшимися на пятачке возле старого клуба, – всего этого она стеснялась. Даже девчонкам в тихане не говорила, в каком районе живет. Только Зойка, ее вечная подружка знала, потому что также жила с родителями и младшими братьями в барачном квартале.

– В

чем на танцы пойдем? – спросила Элька.

– Сама думаю, – Зойка пригладила свою пшеничную челку. – Ладно, чего-нибудь напялю, как мамка говорит: «лишь бы прикрыться».

Эльке захотелось, конечно же, чего-нибудь нового, но она вспомнила свое клетчатое платье, белую блузку, прикинув в уме, что из них подойдет.

После обеда заехала в универмаг, который как раз находился в самом центре города. Беленькие туфельки на невысоком каблучке блеснули своей новизной. Элька нащупала в кармане несколько купюр – ее заначка от стипендии, и, решив, что это как раз тот самый случай, чтобы ее потратить, пошла рассчитываться.

Продавец, заметив неуверенность девушки, с улыбкой сказала: – Не сомневайся. Их в обед выставили, это последняя пара. – Элька облегчено вздохнула, окрыленная словами продавца, и отдала деньги.

Туфли она спрятала под подушку, зная, что Раиса не смолчит и выскажет, сколько всего надо, например, Петьке. Напомнит, что отец ходит в старой куртешке, ну и так далее. Поэтому туфли прямо в коробке лежали на постели, предусмотрительно укрытыми.

В субботу Элька нагрела воды и помыла голову. Русые волосы распушились, рассыпались по плечам, и она, носилась по комнате, как русалка.

Вдруг в коридоре послышался шум, громкий разговор, который переместился к ним. Элька вышла. У самого порога стоял улыбающийся отец, напротив Раиса., а в центре – младшая двоюродная сестра отца Людмила.

– Эличка, цветочек, это ты? – воскликнула Людмила, увидев удивленную племянницу. – А я тебя еще маленькой помню, эх, редко видеться приходится, в разных частях страны живем.

Людмила, стройная, с короткой стрижкой на каштановых волосах, в брючках и плащике, была похожа на иностранку. По крайней мере, Эльке так показалось.

– Тетя Люда! – она прижалась к ней, уткнувшись в плечо. – Вы останетесь?

– Детка, я ведь проездом, вечером самолет.

Работала Людмила на Севере где-то в порту, работа была сезонной, и она возвращалась к себе в Ленинградскую область.

– Эх, сеструха, чего же так мало? Побыла бы, погостила, – стал уговаривать отец.

– Самолет, Коля, хорошо хоть так заскочила, посмотреть на вас, а то все через письма, да открытки…

Раиса разглядывала большую сумку гостьи. Людмила наклонилась, расстегнув ее, и достала конфеты, мясные деликатесы, банку ароматного кофе. Раиса ловко спрятала в стол и в холодильник, улыбаясь и поблескивая золотыми коронками.

– Ну, за стол тогда, – позвал отец, садись, сеструха, за встречу выпьем.

– Погоди, братик, отдышусь, а потом и чайку можно. – Людмила не отходила от Эльки.

– Никак собираешься куда?

– Да у нас сегодня вечером в ДК концерт, а потом танцы, но я останусь, пока вы тут, не поеду, я лучше с вами…

– Ничего, дорогая, я ведь тоже вечером уезжаю, так что вместе поедем. Тебе во сколько?

– К семи.

– Вот и мне также. – Людмила с Элькой ушли в меньшую комнату, Раиса из любопытства последовала за ними.