Золушка. История одной мечты
Шрифт:
– Хорошо, мадам.
Леди Тремейн улыбнулась так, будто только что победила в великой битве, и продолжила, указывая на набитые книгами полки:
– Их ты тоже можешь забрать. Естествознание, математика, история. По-моему эти книги слишком… заумные. Нагоняют тоску. И места слишком много занимают.
Леди Тремейн поднялась с кресла, наугад вытащила одну из книг и протянула ее Элле. Девушка едва сдержалась, чтобы скрыть изумление, – на левой руке леди Тремейн сверкнуло обручальное кольцо, которое отец в свое время подарил ее матери. Как оно оказалось на мачехе? Элла точно знала, что это
Она не знала, что ей сказать и как поступить.
Она была потрясена и тем, что увидела на руке мачехи мамино кольцо, и тем, что ей придется переезжать на новое место. Без отцовской поддержки Элла чувствовала себя неуверенно и неуютно.
Чуть позднее, закончив собирать немногочисленные вещи в своей теперь уже бывшей спальне, Элла поднялась наверх. Она открыла дверь чердака – и на нее накатила волна холодного, пропахшего пылью воздуха. Сюда никто не заходил годами, поэтому пол покрывал толстый слой пыли, а с потолка свисала густая паутина. Повсюду были разбросаны самые разные и неожиданные вещи, попавшие на чердак после того, как стали никому не нужными. «Точь-в-точь, как я», – подумала Элла. В углу она заметила узкую продавленную кровать и перетащила ее к единственному чердачному окну.
– Ну и хорошо, – бодро сказала она вслух, присев на краешек кровати. – Во всяком случае, здесь никто меня не будет тревожить.
И тут, словно в ответ на ее слова, раздался тонкий писк, и к Элле вышли ее знакомые мыши Жаклин и Гас.
– Ах! – обрадовалась Элла, увидев своих друзей. – Вот, оказывается, где ваше пристанище! Теперь кажется и мое тоже.
Мышки посмотрели на Эллу снизу вверх и зашевелили своими усиками, будто соглашались с ней.
Элла улыбнулась. В конце концов, возможно, все не так уж и плохо. На чердаке не будет ни мачехи, ни сводных сестер, ни злобного кота – уже одно это замечательно. Кроме того, раз уж ее загнали на чердак, то, как говорится, дальше некуда и хуже уже не будет, правильно?
Однако довольно скоро Элла обнаружила, что на самом деле все может быть еще хуже. Прихотям мачехи и сводных сестер не было конца. Они пожаловались на то, что «сельский воздух изнуряет их», и тогда, чтобы помочь слугам исполнять все новые и новые требования Тремейнов, Элла каждое утро стала носить им завтрак в постель. Прошло немного времени – и им в спальню пришлось подавать и обед, и чай, и ужин. Колокольчики на кухне прежде покрытые раньше слоем пыли и никогда не использовавшиеся теперь трезвонили без умолку. И каждый такой звонок означал очередное требование со стороны новой родни.
Пока Анастасия и Дризелла бездельничали, Элла выбивалась из сил – приносила полные тарелки, убирала пустые, собирала и чистила одежду, которую повсюду разбрасывали ее сводные сестры. Когда ближе к полудню те вместе со своей матерью перебирались в гостиную, Элла должна была проверить, протерта ли здесь пыль и раздвинуты ли шторы, чтобы впустить в комнату солнечный свет. Но как бы Элла ни старалась, ее родственницы вечно были чем-то недовольны – то пылинку заметят, то жалуются, что в окна слишком ярко светит
Однажды, как обычно, Элла хлопотала в гостиной, Дризелла пыталась петь, а Анастасия рисовала. Певица и художница из них были никудышные, и Элла невольно поморщилась, когда Дризелла попыталась взять очень высокую ноту.
Сидя в кресле, леди Тремейн наблюдала за своей падчерицей. Даже в грязном платье и с непричесанными волосами та все равно была привлекательнее любой из ее дочерей. Разумеется, это бесило леди Тремейн. Она понимала, что Дризелла и Анастасия будут выглядеть лучше только в одном случае – если сама Элла будет выглядеть хуже. Значит, льющийся от Эллы добрый свет должен погаснуть, и сделать это нужно как можно скорее и любой ценой.
(Ах, дорогой читатель, теперь ты видишь, как панически боятся света жестокие, темные сердца! Как боятся его жестокие и завистливые люди! Но удивительно не это. Странно то, что они, похоже, никак и ничему не могут научиться…)
Глава четвертая
Дни, сливаясь, текли один за другим. Мачеха по-прежнему требовала от Эллы исполнения все новых и новых своих капризов. Единственным утешением для девушки оставались отцовские письма и мысли о его скором возвращении. И вот однажды днем она услышала знакомый стук копыт, а затем и громкий стук в дверь.
– Наконец-то! – закричала Элла, сбегая вниз по лестнице.
Но когда она распахнула дверь, улыбка на ее лице погасла. В дверях стоял фермер. В одной руке он держал свою шляпу, в другой – поводья Галахада.
Конь низко опустил голову, коляска за ним была пуста. Отца Эллы нигде не было видно.
Фермер уставился в землю, затем медленно поднял голову и с печалью в голосе сказал:
– Ваш отец, мисс… В дороге он заболел. Его больше нет, мисс. Он умер.
Это было невыносимо! Перед глазами Эллы все поплыло, кровь отхлынула от лица, она побледнела, ее охватила дрожь. Девушка протянула руку и оперлась на дверной косяк, чтобы не упасть. За ее спиной появились леди Тремейн, Анастасия и Дризелла.
– Перед кончиной он говорил только о вас, мисс, – сказал фермер, пытаясь хоть как-то утешить Эллу. – И еще о вашей матери.
Леди Тремейн недовольно поджала губы.
Не предполагая, какое сильное впечатление производят его слова, фермер продолжил:
– Я должен передать вам вот это, – он полез в свой дорожный мешок и вытащил из него сухую веточку.
Из глаз Эллы ручьями хлынули слезы. Схватив веточку, она прижала ее к своему сердцу. Стоявшие у нее за спиной Анастасия и Дризелла принялись недовольно ворчать.
– А как же мои кружева? – спросила Анастасия.
– И мой зонтик, – добавила Дризелла.
– А сами не видите, что ли? – огрызнулась леди Тремейн. – Нет ни того, ни другого. Ничего нет.
Элла встретилась с мачехой взглядом. Ей показалось, что в глубине глаз леди Тремейн промелькнуло нечто похожее на жалость. «Может ли такое быть? – мелькнуло у нее в голове. – Неужели мачеха хотя бы отчасти способна разделить мое горе?»
Но тут леди Тремейн вновь заговорила.
– Мы разорены, – сказала она. – На что мы теперь будем жить?