Золушки из трактира на площади
Шрифт:
– От… отпусти! – заикаясь от волнения, попросила она.
Зверь соскочил на пол. Подойдя к ней, сел рядом. Матушка машинально положила руку на его загривок.
Стражники скрутили возмутителя спокойствия и выволокли наружу.
– Представляю, что будет на свадьбе Ориданы и Колея! – хохотнул Бычок, поворачиваясь к Брунгильде. – Девочка, да ты побледнела! Испугалась?
Матушка мелко закивала, сползла по стене и расплакалась, обняв Веся за мощную шею.
– Ну-ну, – смутился Макхолен, не выносивший женских слез, – сейчас мои ребята
С этими словами он вышел наружу.
Весь стойко терпел рыдания Матушки. Дышал глубоко, вывалив наружу ярко-красный язык, философски поглядывал в потолок. В конце концов, не выдержал, облизал Брунгильде нос и уши, заставив ее захихикать, и скрылся в подполе – преображаться.
Стражники, кряхтя, водрузили дверь на место.
– Пригласи завтра плотника, – посоветовал сержант на прощание. – До утра-то она простоит. И если что – мои парни будут дежурить под тем фонарем!
– Спасибо, – бледно улыбнулась Матушка, сделав себе заметку отправить утром Макхолену домой корзину с мерзавчиками для него и сладкими вафлями для его дочек-двойняшек.
Заперев дверь, она устало вернулась на кухню и села за стол.
Весь в человечьем обличье с удовольствием догрызал последнюю порцию ребрышек. Подперев голову рукой, Матушка разглядывала его тонкую шею, выпирающие в вырезе рубашки худые ключицы, неистовые кудри, отросшие уже ниже плеч и перехваченные кожаным ремешком.
– Почему ты не защитил себя? – тихо спросила она. – Когда убивали твоих родных, когда тебя ловили и мучали – почему ты не сделал, как сейчас? Ты же сильнее человека, намного сильнее!
Оборотень осторожно, будто боялся сломать, положил последнюю несъеденную косточку на тарелку. Подумал, подбирая слова, и наконец ответил:
– Потому что я не убийца! Я могу охотиться, когда голоден… Но я не убийца!
Матушка встала и, проходя мимо к лестнице, поцеловала его в теплую макушку.
Наутро прибежал взволнованный Пип, до которого дошли слухи о ночном происшествии. Схватив Бруни за плечи, потряс, словно проверяя, все ли у нее на месте, погладил по щеке и, обняв, крепко прижал к себе. Не привыкшая к подобным проявлениям чувств с его стороны, Матушка, страшно смущаясь, поклялась ему в собственной целости и сохранности.
Веслав, отправленный с утра пораньше за плотником, вернувшись, тоже удостоился своей порции объятий, против которых шумно выражал недовольство, отпихиваясь, выворачиваясь, клацая зубами и ругаясь, как портовый грузчик. Даже сестрички Гретель, которые до сих пор относились к нему с недоверием и опаской, потрепали его по кудрям в знак похвалы.
А вечером Матушка увидела Кая, входящего в зал. Не глядя по сторонам, он прошел за стойку, взял ее за руку и увел наверх. И на лестнице обнял и прижал к себе так крепко, что
– С тобой все хорошо? – спросил он.
Хриплый голос выдал тщательно скрываемое волнение.
– Узнал про нападение, да? – пискнула сдавленная в стальных объятиях Матушка и вдруг, упершись ладонями ему в грудь, с силой отстранилась. – Где ты был столько времени?! Я так ждала!..
Подняв ее на руки, Кай перешагнул порог комнаты. И ожег жадным шепотом:
– А у меня больше нет сил ждать!..
Словно плотный кокон укутал обоих – ни посторонних звуков с улицы или снизу, с кухни и из зала, ни дневного света из окон. Мир сузился до шепота и прикосновений губ – к губам, кожи – к коже.
После Бруни прильнула к груди Кая щекой и затихла, слушая бешеный стук сердца. Его чуть шершавая ладонь гуляла по ее бедрам и спине, выводила загадочные знаки на плечах и груди.
Вдруг, приподняв Бруни над собой на вытянутых руках и глядя ей в глаза, он попросил:
– Прости меня!
– За что? – удивилась она, потянувшись ладонями к его лицу. Прикрыла веки, гладя его по щекам, подбородку, шее, будто пыталась вспомнить на ощупь.
Кай снова крепко обнял ее:
– Я не смог защитить тебя…
И замолчал. Недосказанность пала между ними лезвием тишины. Тяжелым… Ранящим…
– Я видела тебя вчера, – торопясь разбить эту тишину, произнесла Матушка и удивилась тому, как вмиг окаменели его мышцы, будто он превратился в статую. – Гвардейский мундир тебе к лицу!
– Синий – хороший цвет, – коротко выдохнул Кай.
– Но почему именно полк принца Аркея? – уточнила она.
Кай помедлил с ответом. Потом пожал плечами.
– Я его ровесник, наверное, поэтому…
– Ты участвовал в прошлой войне? – продолжала Бруни.
За все время отношений между ними это был первый разговор, в котором она могла хоть что-то узнать о любимом.
Он поцеловал ее в лоб, встал, подошел к окну. Коротко ответил:
– Да.
Подперев голову рукой, Бруни разглядывала его – обнаженного – и ловила себя на мысли, что эти мгновения наедине омрачены толикой печали. Да, она любит его, но никогда не назовет своим! И Каю она нужна – но не настолько, чтобы, презрев правила, он сделал ее женой…
– Я сказала Весю про новый факультет, – произнесла она, страшась молчания. – Он хочет учиться и служить Родине, как его собратья из Черного полка.
Кай с интересом обернулся.
– Ты их тоже видела вчера? Хороши, правда?
– Правда, – кивнула Матушка. – Но они такие… пугающие!
Он рассмеялся, вернулся, сел на край кровати и, посадив Бруни на колени, укутал в одеяло. Спросил неожиданно:
– Сколько лет твоему парнишке?
– Я… я не знаю! – растерялась она. – Время оборотней долговечней человеческого, а признаки возраста мне неизвестны.
– Понял, – кивнул Кай. – Тогда я попрошу взглянуть на него Лихая Торхаша Красное Лихо, уж он-то не ошибается в таких вещах!