Зона бессмертного режима
Шрифт:
– Привет, у вас хамсин дует? У нас – зверски. Жуткая жара. Хочется пить, сменить бельишко, принять прохладную ванну. У тебя там, случаем, не завалялся комлектик дамского исподнего? Впрочем, ладно, я не претендую на комплект по причине полного неприятия бюстгальтеров. Вполне достаточно будет низа – естественно, хлопчатобумажного, желательно с кружавчиками и непременно чтоб были открыты ягодицы. А всяких там панталон с начесом, до колен, да еще, как это принято у вас, русских, ядовито фиолетового цвета, уж извини, не надо. Не мой стиль… Ну так что, мой друг, как насчет бельишка?
«У нас, русских, по колено, с начесом, ядовито фиолетового цвета?» – сразу вспомнил Бродов Жерара Филиппа [202] , угрюмо засопел и вдруг увидел Дорну, ослепительно красивую,
202
Известный французский актер Жерар Филипп в свое время устроил в Париже выставку «В этом они любят». На ней демонстрировалось наше дамское белье – натурально то самое, с начесом, по колено, всевозможных ядовитых тонов.
– Стой, мусульманин! Стой! Ведь женщина просит, – мирно попросил его Бродов, однако какое там, Веня молчал, ни на что не реагировал и, глядя в перспективу, знай давил себе на газ. Со стороны уже не кукла, отнюдь, – воинствующий зомби-негодяй с инициативой. Пришлось при помощи удара в лоб просить у него руль, затем устраиваться за оным и в темпе, с ревом сдавать назад, к все той же мило скалящейся Дорне, которую, похоже, этот инцидент только позабавил.
– Привет, – забралась она в «форд», поправила рейбаны [203] и с напором чмокнула Бродова в скулу. – Очень кстати, что остановился, здесь такие мужики раскатывают. Самцы. Так глазами и жрут. Того и гляди изнасилуют. В этакую-то жару. Да, сильная половина человечества не может просто так проехать мимо девушки в шортах. Законы притяжения полов неумолимы.
203
Солнцезащитные очки.
– Глупости, – хмыкнул Бродов и показал на Веню, валявшегося на полу среди корзин со змеями. – Вот он может. Как увидел тебя, так моментом врубил третью скорость. Космическую. Шарахнулся, как черт от ладана. Насиловать и не подумал. А ведь вроде бы не голубой.
– Да, он не голубой. Впрочем, и не человек уже. – Дорна взглянула на часы, хмыкнула в раздумье, и на ее лбу античной статуи прорезалась морщинка. – Ладно, у нас еще есть время. Ну-ка тормозни. – А когда «форд» остановился, она склонилась над Веней. – Открой глаза, подними веки. Я приказываю тебе открыть глаза.
Голос ее был тих, однако Бродов поежился, а Ахмад вдруг вздрогнул, словно от удара током, сел, взглянул и сразу же завопил, громко, страшно, на высокой ноте:
– И-и-и-и-и!
Красотку Дорну увидел. Так бешено кричат охваченные жутью люди, когда у них отрезан напрочь путь к спасению. Впрочем, нет, Веня вдруг замолк, рванулся, попытался было вскочить, однако сразу же как подкошенный упал, скорчился в позе эмбриона и затих. Это Дорна изящно и с напором приголубила его ногой, наклонилась, взяла за горло и посоветовала с улыбкой:
– Лежи, мурзик, лежи, не дергайся, а то яйца оторву. Вот так, так, молодец. – Она не сразу отпустила бедолагу, неспешно отошла, с брезгливостью вытерла руки о шорты. – А теперь расскажи нам, что ты знаешь о «пришлых»? Кто они?
Она не договорила – Ахмад дернулся, выгнулся дугой, изо рта у него пошла кровавая пена, а глаза превратились в две вывалившиеся, тускло отсвечивающие ледышки – в них уже точно не было ничего человеческого. Мгновение – и рука его, нащупав крышку, судорожно нырнула в корзину с коброй. Хорошо прогревшейся, полутораметровой гадиной, которая, сколько ее ни дрессируй, сколько ни играй на сумаре, так и останется рожденной для убийства. Тело ее развернулось смертельной пружиной, вскрикнул ужасно ужаленный Ахмад, Дорна,
– Ну все, финита ля комедь, концерт на бис окончен. Поехали.
На человеческое тело, бьющееся в агонии, она даже не взглянула.
– Он что, умрет? – осведомился Бродов, порывисто вздохнул и почему-то так резко дал по газам, что шины завизжали. – Отвечай, гуманистка. Ты же у нас все знаешь наперед, радетельница единения прогрессивного человечества.
Такое презрение к человеческой жизни он видел у женщины впервые.
– Клеопатра умерла, а он что, особенный? – Дорна усмехнулась, повела плечом и почесала круглое точеное колено. – Сейчас после начальной краткой фазы возбуждения будет наблюдаться прогрессирующее угнетение функций ЦНС, развивающееся на фоне ослабления дыхания. Мурзик станет вялым, апатичным, с заторможенными рефлексами, затем у него наступит патологический сон, во время которого резко ослабеет тактильная и болевая чувствительность. А умрет он от вялого паралича дыхательной мускулатуры, ведь тело у него совершенно человеческое. – Она на миг замолкла, сняла свои очки, и в голосе ее послышался звон острой стали. – Пойми, Дан, идет война. Невидимая, тайная, но жестокая и бескомпромиссная. Если ты или я попадем в лапы к тем, на кого работала эта тварь, мы будем умирать иначе – долго и мучительно. Очень долго.
Смотри-ка ты, первый раз назвала по имени, Даном, что-то это, наверное, да значило.
– Н-да? – хмуро отозвался Бродов, сдержанно зевнул и непроизвольно глянул в зеркало заднего обзора. – Значит, говоришь, мурзик? А вообще-то что это с ним? На первый взгляд похоже на зомбирование. Слушай, а мы не слишком разговорчивы? Машинка-то, она того, стучит.
– Ну, если тебе так проще, то пусть будет зомбирование [204] . – Дорна обернулась, глянула на Веню, тронула мизинцем писаную бровь. – А в плане разговоров не волнуйся. Наши очки не хуже вашей зажигалки. Никто никуда уже не стучит. Эти гниды, которые делают мурзиков из людей, уже утратили с нами радиоконтакт. В Багдаде все спокойно. Кругом полнейшая тишина. И здесь, – она резко отвернулась, – и там. Самое время вроде бы поговорить, вволю пообщаться, поиграть в вопросы и ответы. Только здесь, Дан, не игра, а война. И поэтому тебе лучше знать ровно столько, сколько нужно. Чтобы выжить. Ясень пень?
204
Зомбирование – массированная обработка подсознания человека, в результате которой он программируется на безоговорочное неосознанное подчинение приказам своего хозяина. Известны «жесткая» и «мягкая» методики, причем закодировать объект можно на что угодно: преступление, совершение какой-либо акции, убийство, самоубийство. Например, наводит на некоторые мысли тот факт, что с августа по октябрь 1991 года произошло 1746 загадочных самоубийств ответственных членов номенклатуры. Они вдруг с поразительной синхронностью решили выпрыгнуть из окна.
И она поведала о неких негодяях, подло манипулирующих бедными людьми – мастерски, умело, с невероятным цинизмом – для достижения своих подлых, низких, прямо-таки чудовищных целей. По существу, лихо, на всепланетном уровне загребающих жар чужими руками. Почему чужими-то? Да потому что и на них самих имеется управа, и не дай бог обнаружится их зловещий след. Кто такие эти негодяи, в чем их интерес, кому под силу дать им по шапке – не важно. Важно то, что ты, Бродов, им словно кость в горле, и они непременно постараются убить тебя. В общем, негодяи, и все тут. Прослушал краткий инструктаж и хватит. Для выживания достаточно. Вполне…
– Ну ты и конспиратор, блин. Все знаешь и молчишь, – заметил Бродов, уважительно кивнул, от давешнего пакостного его настроя не осталось и следа. – Ладно, последний вопрос к тебе. Невинный. Почему мурзик-то? Другого названия, что ли, не нашлось?
На душе у него было не то чтобы радостно – ясно, спокойно и конкретно. Да, сомнений нет, он попал в дерьмо, изрядное, планетарного масштаба. Плевать. Рядом с ним женщина его мечты, загадочная, страстная и отважная. Не верящая, похоже, ни в бога, ни в черта и не боящаяся ни того ни другого. За ней он готов и в огонь, и в воду, и в это самое… планетарного масштаба. Эка невидаль, не привыкать, если выживем, то уж отмоемся.