Зона для Сёмы–Поинта
Шрифт:
Но капитан никак не среагировал на это и вдруг в упор уставился на пластиковую доску, потом на прапорщика, снова на доску, потом раздраженно спросил его:
— А здесь ты что нацарапал? Ничего не разберешь! Как курица лапой!
Прапорщик заглянул в пластиковую доску и неуверенно произнес:
— По… По… Па… Пантелихин… — наконец выговорил почти шепотом и неуверенно добавил: —… Кажется…
— Точно или кажется? — грозно вопросил капитан.
— Точно, — кивнул тот, но его голос был еще более неуверенным и он снова добавил: — …Кажется…
— Пантелихин! —
Уверенный, что он сейчас услышит свою фамилию, Сема–Поинт не сразу сообразил, что вся эта игра прапорщика с плохо написанной фамилией, проделана с подачи Сани Омского. Это осознание длилось какие-то доли секунды, и никто из сокамерников не успел заметить его замешательство.
И лишь Филимон чуть заметно всезнающе улыбнулся.
А Сема–Поинт решительно выпалил:
— Семеон Тихонович… тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года рождения… Статья сто сорок шестая, часть вторая, семь лет строгого режима! — без запинки отрапортовал он.
Мысленно он порадовался тому, как вовремя он «прочитал» мысли настоящего Семеона. У него были сомнения в отношении года рождения своего имитатора, и он решил пойти на риск — назвал год собственного рождения..
Но, видно, капитану было не до того, чтобы сверять названный год рождения Семой–Поинтом, с тем, который был указан в карточке. А может быть, Сема–Поинт просто угадал год рождения Семеона.
— С вещами! — торжественно объявил корпусной и первым вышел из камеры.
Быстро скрутив в рулон свои постели, Сема- Поинт и Филимон сунули их под мышку одной руки, второй рукой подхватили свои баулы и направились к выходу.
Но Филимон с полпути вернулся к столу, взял одну пачку сигарет «Ява» и сказал:
— Так будет справедливо, земляки: на этапе труднее с курехой, чем дома! — пояснил он, затем дружелюбно произнес важное напутствие: — Ну, что, земляки, желаю вам без эксцессов дожить до окончания срока и не заболеть чахоткой! Пока, земляне!
— Удачи всем! — подхватил Сема–Поинт, и они вышли из камеры, с большим трудом протиснувшись в узкий проход, ограниченный цепью.
Сема–Поинт, радуясь, что так ловко выкрутился с проверкой, вдруг подумал о том, что здесь, на пересыльной тюрьме, Серега Младой сумел подстраховать его в этом отношении, но как будет происходить позднее, когда конвоиры будут чужие? Ведь таких ситуаций во время этапирования будет не одна и не две: и в автозаке, и при посадке в вагон, и внутри вагона, да и позднее, во время прибытия в зону.
Казалось, что выхода нет, но все устаканилось при первой же перекличке при посадке в автозак: рядом с ним оказался настоящий Семеон, который обнадеживающе подмигнул ему. И как ни странно, но все произошло быстро и незаметно: начальник конвоя даже бровью не повел, когда Сема–Поинт ответил ему вместо Семеона. И Сему–Поинта это ободрило и обнадежило настолько, что он совсем успокоился.
Тех, кто отправлялся на этап, в просторной камере на сборке собралось человек пятнадцать. Каждому из этапников выдали по шесть селедок, по небольшому кулечку с сахаром и по пять буханок черного хлеба.
— Через пять суток будем на месте! — уверенно
— По количеству пайки определил? — попробовал догадаться Сема–Поинт.
— По количеству выданного хлеба, — поправил тот: — Одна буханка на сутки…
— Да, с такой пайки не разжиреешь, — уныло поморщился Сема–Поинт.
— Прекратили базар! — резко оборвал розовощекий майор, то ли Кум, то ли дежурный помощник начальника тюрьмы.
— Это не базар, гражданин начальник, это мысли вслух! — встрял в перепалку с ним Семеон.
— Про себя мысли! — парировал майор.
— А про меня не написано! — ответил Семеон и все осужденные весело заржали.
— Ладно, повеселились немного и будет, — миролюбиво заметил тот, желая поскорее отделаться от убывающих из тюрьмы осужденных, потому торопливо скомандовал: — Осужденные, по одному, к выходу!..
Так начался этап на новое место отбывания срока Семы–Поинта…
Две «Черных Маруси» не без труда вместили полтора десятка этапников: у многих были огромные баулы, набитые телогрейками, зимней одеждой и съестными припасами.
Как только все разместились и машины двинулись вперед, Сема–Поинт, откинувшись спиной на стенку фургона, прикрыл глаза и постепенно провалился в глубокий сон…
Главка 17
3–й сон Семы–Поинта — «ДЕТДОМ»
И приснился ему его первый день появления в детском доме…
Маленький Серафим только что соскочил с детдомовской полуторки с небольшим чемоданчиком, в котором находились его нехитрые пожитки. Новенького тут же окружили маленькие жильцы детского дома.
Несколько минут их глаза изучающе осматривали Сему с ног до головы, мгновенно отмечая и его приличный костюмчик, и его почти новенькие ботинки: ни у кого из них таких не было, да и одеты они были все в одинаковую форму, сшитую из самого дешевого материала. Но более всего их внимание было отдано чемоданчику новенького, который тот крепко держал в руке: это был непростой чемоданчик, а обитый блестящими уголками.
— Небось, папка подарил на день рождения? — недобро спросил конопатый паренек.
— У меня нет папки! — нахмурился Сема.
— Тогда мамка! — подхватил тот.
— У меня и мамки нет! — тихо прошептал Сема и со вздохом опустил голову.
— Сирота, что ли? — недоверчиво спросил конопатый.
— Выходит так… — кивнул Сема.
— Тогда откуда такой чемоданчик? — с завистью спросил вдруг тот.
— Мама с ним на работу ходила, пока… не умерла! — на глазах Семы появились непрошеные слезы.