Зона отдыха
Шрифт:
– Чего забывать-то? Мы тебе на месяц делаем. Уже обещано. Месяц пойдет?
– Месяц так месяц...
Пьют они неделю, пьют месяц: от машины один корпус остался. И сиденья. И гудок. А фар нет, бамперов нет, пепельниц нет, ничего больше нет. Всё пропили.
Вот летчик и говорит:
– Сосед, благодарю от имени командования! С задачей справились. Точно в срок. Завтра жена приезжает.
А Полуторка ему:
– Что жа мне, на завод возвращаться?
– Погоди с заводом. Дело есть. Еще не всё пропито.
– Да я всегда-пожалуйста.
А тот:
– Зачем тебе бюллетень? Глупость это! Мы тебе инвалидность сделаем. На всю жизнь.
– А можно?
– Можно. Чего ж нельзя? Думаешь, как я из армии мотанул?
– Как?
– Через никак. Прихожу к врачу, выставляю большой палец: видишь, говорю? Вижу. Можешь рукой схватить? Он говорит: могу. А я не могу. Не могу – и всё. Хватаю – он не хватается. Увольняй, давай, по чистой. Врач говорит: пошел отсюда, симулянт, рожа твоя бесстыжая! Много вас таких, придурков. Всех увольнять – кто летать будет? Ладно, говорю, я предупредил, а там как знаете. Через неделю построение. Генерал приехал. Все стоят смирно, один я – палец выставил, другой рукой его хватаю. Генерал: это что такое?! Я ему: палец. Почему, кричит, палец? Зачем палец? Да вот, говорю, у всех хватается, у меня не хватается. И показываю. Он задом попятился и шепчет: в госпиталь его, в госпиталь... Через месяц списали под чистую, как сумасшедшего, с пенсией. Приехал домой, первым делом пошел фотографироваться. Улыбаюсь во всю морду, и рука за большой палец держится. Взял – и послал им в часть. Пусть поглядят.
– Не, – говорит Полуторка. – Мне так не суметь.
– Молчать! Сумеешь! Я научу. Сделаем тебе инвалидность.
Видит Полуторка: хрен у него будет, а не инвалидность. А делать нечего. Где месяц прогула, там и два: одна нехуть.
Утром жена к летчику приезжает. С курорта. Загорелая и отдохнувшая. И говорит она мужу:
– Милый, – говорит она, – дело к лету. Пора машину расконсервировать.
– Пора, – говорит летчик. – Чего ж не пора?
– Милый, – говорит она, – у меня такие планы, такие планы! Без машины – никак.
– Никак, – говорит летчик. – Как без машины? Никак.
Пошли они во двор, стали брезент поднимать. А Полуторка рядом стоит. Приподняли край – нет колеса.
– Ой! – кричит жена. – Грабеж! У нас колесо сняли!
– Четыре, – говорит летчик, не глядя.
– Ай! – кричит жена. – Караул! Четыре колеса сняли!
– И запаску, – говорит Полуторка.
– Ой-ой-ой! – кричит. – Милиция! Колеса украли, инструменты, руль!..
– И мотор, – говорит лётчик.
– И эту... – говорит Полуторка.– Чем заводится.
Приехал следователь из милиции: свидетелей опросил, место обследовал, стал протокол писать. Писал, писал – два часа писал. Потом летчик к нему подходит и шепчет на ухо:
– Написал?
– Написал.
– Всё написал?
– Вроде, всё.
– Теперь порви. Это я пропил.
Тот:
– Ну да?!
–
– Завидно, – говорит. – Хоть бы позвал...
Полуторка услыхал и говорит:
– Много вас таких... На дармовщинку.
Тот обиделся:
– Тебе-то чего?
– Чаво, чаво – ничаво...
Тут жена летчику – скандал! Жена – развод! Жена – в суд! А он ей резонно:
– Чего шумишь? Развод – пожалуйста. Я тебе машину оставляю. Бери, пользуйся. Время к лету, без машины – никак.
И к Полуторке:
– Дело есть.
– Всегда-пожалуйста.
– Утром в деревню едем.
– К кому?
– К тебе.
– Да ну еще...
– Тихо! Приказ есть приказ. Понял, не понял – кругом!
А Полуторке деваться некуда. Бюллетеня нет, на завод нельзя: хоть в петлю, хоть в деревню – одна нехуть.
Утром Кланька хлебца ему порезала, колбаски, два пятака на метро, а они с соседом на вокзал – и в деревню. Там у Полуторки дом отцовский, заколоченный.
Приехали, доски с двери посшибали, внутрь зашли. Лётчик дом оглядел, хлев, амбар, участок и говорит:
– Как думаешь, за месяц пропьем?
– Должны пропить, – говорит Полуторка. – Ежели постараемся.
А по деревне крестный уже бежит, валкими ногами перебирает, хмелеет на ходу. Чует крестный: дело к выпивке.
– Здорово, Васёк!
– Здорово, крестный!
– Чаво приехал?
– Чаво, чаво... Дело есть.
– Избу, – говорит летчик, – пропивать будем. Ясно?
– Ну да?
– Точно.
– И я с вами! – кричит крестный. – И я!..
Лётчик на него поглядел, решил окончательно:
– За месяц успеем.
И успели.
Пропили поначалу амбар. Хороший амбар, крепкий, дедом еще сколоченный. Мужики на самосвале приехали, по гвоздочку вынули, по досточкам разобрали. Кругом строятся, тёс нужен, бревна: с материалом нехватка.
Потом пропили хлев. Потом сени. Забор. Стол с лавками. Ухваты. Божницу с иконами. Отцовскую кровать. На полу пили, на полу и спали. Крестный бежал спозаранку через деревню, бродил вокруг избы, заглядывал в окна, ждал, пока проснутся, чтобы опохмелиться. Они ему бутылку выставляли на крыльцо, только бы не будил.
Где-то к концу Полуторка и говорит:
– Сосед, а с инвалидностью-то как?
– Будет, – говорит. – Куда она денется? Через месяц вернемся в город и сделаем.
– Какой через месяц? Раньше всё пропьем.
И пропили.
Последние дни жили у крестного, допивали остатки, глядели в окно, как избу по бревнам раскатывают. Участок встал голый: ни строения, ни деревца.
– Вот ба, – говорит Полуторка, – землю еще продать...
А летчик:
– Это запрещено. Земля – она государственная.
– А больше, – говорит крестный, – нечего. Чаво больше?
– Чаво, чаво – ничаво...
Всё продали, всё пропили: пора домой возвращаться. Сидят они на завалинке: вот бы опохмелиться на дорожку.