Зона Посещения. Бродяга Дик

Хорсун Максим

Первым отозвался Баклажан.

– Я видел осязаемую радугу… – сказал он глухо. – Над старыми заводскими стоками…

– А я, Мэри Сью, однажды выкопал на болотах Чашу Грааля, – похвастал Бруно. – Как выяснилось, это была разновидность смерть-лампы. Жизнь-лампа назвали. С ней меня и повязали, к слову.

Маттакуши снял со лба очки, вынул из кармана пиджака носовой платок, дохнул на линзы и спросил лукаво:

– Слышала ты о Бродяге Дике?

«Рачий глаз» заинтригованно уставился на японца. А Ким заметила, что Строгов нахмурился. Очевидно,

тоже приготовился слушать и мотать на ус.

– В восемьдесят восьмом дело было, – принялся рубить фразами Маттакуши. – Пошли я, Пудель и Карлик Цмыг. «Зеленка» обложила со всех сторон. Ночь, а она светится, как фосфор. Прижала к заводу. Мы поднялись на платформу под каупером, «зеленка» стелется по земле, вверх не лезет. Дик нас учуял и давай греметь. Страшно, удары такие, что штукатурка отваливается. Стекла дребезжат, осыпаются осколками. А «зеленка» не убывает. Сидим мы на платформе, поняла? Наше дело какое? Ждать, только ждать. А из окон заводских – свет синий, и тени – черные и густые, как гудрон. И стало нам по очереди казаться, что нужно идти на этот свет. То я Пуделя за шиворот поймаю на лестнице, то Цмыг мне оплеуху даст да назад оттащит. Чего только в Зоне ни видели, но такого – никогда. Ни раньше, ни позже, поняла? Пудель так рвался, что свалился за перила. Упал в «зеленку» спиной. Встал, одежда на нем стала разваливаться, и кожа – слазить, но он все равно побежал туда, где бесновался Дик и светили синие огни. На наши крики ему было плевать. А сам не кричал, хотя было ему больно до одури. Дымился. Исчез за углом.

– И вы больше никогда его не видели? – спросила Ким полушепотом.

– Как же. «Зеленка» схлынула. Мы с Цмыгом рванули со всех ног к забору. На востоке серело, а после рассвета опасно выходить из Зоны – накроют. Пудель сидел на вершине террикона, не человек – кусок мяса. И сказал он, что до сих пор по ночам снится. Дик – это пчела, говорит. Медок собирать, говорит, рвется, но поле не то. Отпустил, говорит, чтоб я указал ему городишко. Так, и сказал: не Хармонт, не город, а городишко. И не показал, не провел, а указал.

– Спятил Пудель, век воли не видать, – сказал Бруно, барабаня пальцами по обложке Библии. – В «зеленке» искупаться и не сдохнуть – уже тяжело верится, а если при этом остаться в своем уме, то вообще – порожняк.

– Много ты знаешь, – огрызнулся Мартин, блеснув зубами. – У меня от Дика – мурашки по коже. Вы меня знаете, я ничего не боюсь. Все мертво, и только эта хреновина возится на заводе…

– Да никто там не живет! Всего лишь «веселые приз-раки» резвятся, – рассудительно сказал Баклажан, рассматривая свои ногти.

– Что было дальше? Вы забрали этого… Пуделя в город? – поторопилась вмешаться Ким, пока не началась очередная перепалка.

Маттакуши надел очки. Посмотрел на Ким увеличенными, насекомьими глазами.

– Нет. Ушли мы. А Пудель долго смеялся нам вслед.

– Ну конечно, – пробурчал Баклажан. – Храбрецы чертовы, – он поднялся и поплелся к дверям.

– Вам тоже приходилось

сталкиваться с Бродягой Диком? – обратилась Ким к Мартину, ощущая, что «рачий глаз» заглядывает ей в декольте.

Негр неопределенно пожал плечами.

– Я завод стараюсь обходить десятой дорогой. Слишком много зданий, труб, платформ, техники брошенной – ни черта не видать. Гиблое место этот завод.

Шаркнула по пузырям на линолеуме дверь, вернулся Баклажан.

– Строгов, – сходу обратился он к русскому. – Тебя Голдинг ищет. Велел позвать, если увижу.

– Вот блин! – Строгов спрыгнул с подоконника и пояснил Ким: – Это замдиректора по науке, отлучусь на пять минут. Ты как?

– Все под контролем, – улыбнулась Ким. – Беги.

– Давай-давай, чеши, – подбодрил Строгова Баклажан.

Когда дверь захлопнулась, возникла натянутая пауза. Затем Баклажан сказал, понизив голос:

– Солнышко, хочешь посмотреть на сталкеров в естественной, так сказать, среде? – и, не дожидаясь ответа Ким, продолжил: – Зайди вечерком в «Боржч», это – почти сталкерский клуб. Там каждый второй посетитель – сталкер.

– Баклажан… – поморщился Бруно.

– Только смотри внимательно по сторонам, взгляд у тебя цепкий. Там может быть черномазый хмырь, у которого нет половины правого уха…

– Эй! – воскликнул Мартин. – Ну ты и задница, Баклажан!

– Его зовут Папаша Линкольн, – Баклажан был невозмутим. – Как вы, журналюги, выражаетесь, из конфиденциальных источников стало известно, что вернулся Папаша Линкольн с хабаром, и что захочет он этот хабар сегодня сбыть, а перед этим – пропустить стаканчик-другой, чтоб торг азартней шел. Тебе все ясно?

– Спасибо, – Ким была слегка ошеломлена. – «Боржч», значит…

– М-да, – растерянно протянул Мартин.

В комнату ворвался Строгов.

– Кто объяснит – что это за шутки? – пробасил он обиженно. – Думаете, очень хочется лишний раз попадаться Голдингу на глаза? Что вы тут затеяли?

– А ничего, Майкл, – Баклажан поглядел на Строгова в своей манере – из-под полуопущенных век. – Не бери дурного в голову, шутканул я.

– Джентльмены, спасибо вам большое, – Ким попятилась к дверям. – Вы мне очень помогли. Было приятно познакомиться. Пойду, пожалуй.

– Валяй, Мэри Сью, – скучающим тоном позволил Бруно.

– Пока, Ким! – махнул светлой ладонью Мартин.

Маттакуши ничего не сказал, Баклажан подмигнул, как заговорщик, а «рачий глаз» обиженно отвернулся к выключенному телевизору.

– Что я пропустил? – спросил Строгов, когда они снова оказались в коридоре.

– Мужичье, – поморщилась Ким, а затем тряхнула головой, словно стараясь избавиться от неприятных воспоминаний. – Да все нормально, Майкл. Кстати! Я знаю, куда мы пойдем вечером.

Интерлюдия пятая

– Слушай, – Мартин двинул кулаком по спинке стула, на котором сидел Баклажан, – а нахрена ты слил Папашу Линкольна?