Зона Посещения. Бродяга Дик
Шрифт:
– Или почти всех, – согласился Старый Боб. – В заложенном Трутнем гнезде проклюнется новая жизнь. Это будет совершенно другая раса: наполовину люди, наполовину боги. Их встретит изменившийся мир, и они придут – полноправные хозяева всех земель и морей.
– Плюмбума – в новые боги? – с сомнением пожевал губами Картоха. – Лучше не надо, он немного истерик. А вот Брандашмыг – склонный к насилию алкаш. Помню, вчетвером его держали, чтобы «Боржч» не разгромил.
– Угу, – буркнул Папаша Линкольн. – Дерьмом попахивает
– А гнездо хорошо бы напалмом! – добавил Навуходоносор.
– И вот сразу возникает вопрос, – обратился к Старому Бобу Строгов. – А что если эти новые и крутые из гнезда окажутся тоже бракованными? Что тогда с ними делать? Ведь исходный материал – сталкеры, а сталкерам палец в рот не клади. Что, если счастливчики по сравнению с ними окажутся шаловливыми котятами?
Старый Боб развел руками.
– Мне не дано знать, я всего лишь старый мутант с мозгами наружу.
Папаша Линкольн покосился на своих людей.
– Что будем делать, ребята?
Строгов нахмурился еще сильнее.
– Я с самого начала был против того, чтоб сюда идти, – он осмотрелся, – сами позволили завести себя в ловушку.
– О какой ловушке ты говоришь? – толстяк Алекс шумно почесал бок, затем с кряхтеньем поднялся. – Хотите – оставайтесь, хотите – идите туда, откуда пришли. Только Трутень не позволит вам уйти далеко.
Боб поспешно кивнул и улыбнулся.
– Я говорю о том же, друзья мои. Вы не пленники.
Папаша Линкольн сплюнул.
– Посмотрим еще, какие мы друзья.
– Ночь близка, и я слышу недовольный голос Шестерни, она призывает меня, – Боб отступил к толпе мутантов. – Сейчас я уйду, но после восхода луны мне может опять захочется поговорить, и тогда я вернусь, чтобы насладиться беседой.
– Идем к Шестерне, Боб! – крикнули из толпы. – Шестерня ждет!
Толстяк Алекс замялся, посмотрел с тоской на теплящиеся угли костра.
– Хорошо у вас. Душевно. Тепло у костра, как в детстве, – сказал он сбивчиво. – Но надо идти. Шестерня… – толстяк с сожалением вздохнул и поплелся за стекающей по улице толпой.
Ким направилась было за ним, но ее успел перехватить Строгов.
– Что за самодеятельность? – выговорил ей русский. – Папаша тебя никуда не отпускал!
– Это может быть сенсация! – захлопала глазами Ким. – Эксклюзивный материал!
– Никакого материала не будет, если ты не выберешься живой, – буркнул Строгов.
– Да, Дейли, – Папаша Линкольн указал на вход в отдыхальню. – Заходи и отдыхай, черт тебя дери. Не мельтеши! Без тебя проблем хватает.
Ким в бессильной ярости сжала кулаки. У нее было предчувствие, что она пропускает нечто важное. Что она должна была пробраться к этой самой Шестерне, чтобы…
Планшет был включен. По белому листу текстового редактора расплылось бессмысленное нагромождение символов. Ким склонилась над экраном.
– Лопес! – окликнула
– В чем именно я опять у вас виноват? – процедил латинос.
Ким показала ему экран.
– Христос с тобой, – Лопес отвернулся. – Покажи лучше Гризли, может, он поймет, что там написано.
Строгов был тут как тут.
– Что у тебя?
– Вот, – Ким отдала ему планшет и повернулась к Лопесу: – Эй, Андре! А прозвище у тебя есть?
Лопес удивился.
– Прозвище? Нет. Я же не сталкер.
– Он – гуталиновский выкормыш! – напомнил Папаша Линкольн, который все еще сидел перед отдыхальней.
Ким прищурилась.
– Да-да. Может, дать тебе и прозвище соответствующее? Опарыш? Или Скунс? Что больше нравится?
Лопес оскалился и пожал плечами. Потом лег на свободный топчан, забросил за голову руки и замер с закрытыми глазами.
Строгов вернул планшет.
– Скорее всего, какой-то глюк. Я уже стер. Можешь писать дальше, все работает.
– О’кей, – Ким присела. – Мы пока не уходим?
– Пока нет, – ответил Папаша Линкольн. – На ловца и зверь бежит. Будем считать, что мы в засаде. Отдыхай, Дейли, пока есть такая возможность.
– Ладно…
Едва она опустила пальцы на бесконтактную клавиатуру, как на улице закричали. Столько было ужаса и боли в этом крике, что Ким едва не потеряла сознание. Даже Лопес вздрогнул так, будто через него пропустили электрический разряд, и сейчас же встревоженно заморгал.
Все сталкеры были у нее на глазах, значит, в беду угодил кто-то из мутантов. Вопль тем временем не утихал, могло показаться, что кричащего подвергают какой-то изощренной мучительной пытке. И судя по леденящему кровь бульканью, что примешалось к воплю, возможно, так оно и было.
– Да что там?
– Спокойно, Дейли, спокойно… – Папаша Линкольн преградил выход из отдыхальни, за его спиной вырос силуэт верзилы Навуходоносора. – Это не наше дело. Так они живут, и мы со своим уставом не лезем.
– Да что там еще? – Ким попыталась поднырнуть у Папаши под рукой.
– Ким! – позвал Строгов. – Если ты будешь лезть на рожон, мы не сможем тебя защитить.
– Действительно, – поддержал вдруг Лопес. – Кому-то ведь нужно будет литературно изложить все, что с нами здесь приключилось. Никто, кроме тебя, не справится.
Ким уселась на свой топчан, зажала уши.
Крик оборвался, не прошло и минуты.
…Навуходоносор сидел у костра в обнимку с дробовиком и старался не уснуть. Красные угли бросали на его хмурое лицо тревожные отсветы. Отдыхальня сотрясалась от храпа Папаши Линкольна.
Из беседки вышли Строгов и Лопес. В руках у русского была полупустая пачка сигарет.
– Мужики, вы чего? – удивился Навуходоносор.
Строгов сделал успокаивающий жест.
– Мы только переговорим с глазу на глаз, – сказал он.