Зона Посещения. Избиение младенцев
Шрифт:
Вот Колорадо-то первым и напоролся на «подкидную доску», которую, как и прежде, ни пробник, ни маркер не обозначили. Унесло его в небесную высь, только вопль нецензурный и услышали внизу.
– Артур! – убивалась его жена.
– Папа! – разревелась Рысь, девочка-томограф.
А взлетевший сталкер, не растерявшись, раскрыл свой парашют и опустился на поле в четверти мили от нас. Угадал Эйнштейн – и с экипировкой, и со средством противодействия новой аномалии.
Только все это были полумеры. Я уже излагал ему гипотезу, на что действуют и на что не действуют «подкидные доски». Разгадка, по-моему, была в воде: все, что содержит
Впервые за долгие часы отец мне улыбнулся…
Короче, туман стал первым серьезным препятствием после катастрофы на реке. Он был не просто необычным, а смертельно опасным. Нечто совершенно новое. С виду – взвесь как взвесь, не такая уж и густая, но если войти в эту белую муть, она вмиг сгущалась, становясь твердой, как стекловата. У меня возникла ассоциация со строительной пеной, но кто-то произнес «сахарная вата», и это название прижилось.
Одна из матерей вляпалась и застряла. Ее успели освободить, пока субстанция не затвердела (счищали белые комки ножами и лопатками, как глину), и больше туда не совались. Девочка Рысь, дочь Колорадо, просканировала туман и нашла несколько неподвижных фигур, не только человеческих. Были там крысаки, белки, многоножки и даже тахорг.
Эйнштейн спросил, во что одеты люди. Девочка описала институтские спецкостюмы. Надо полагать, это были друзья покойного Глиттера из Службы инфильтрации, нашедшие свой способ остаться в вечности.
Фаренгейт с другими «погодниками» попытались разогнать агрессивную мглу, но не смогли.
– Это не аномалия, – заявил Фаренгейт. – Это сделал кто-то вроде меня, только мощнее. Сделал и теперь держит.
Натали давно уже держалась за голову и поскуливала, жалуясь на ментальное давление – вроде того, что было в чернобыльской Зоне. Началось это, когда свернули от реки и вышли на подъездную дорогу.
Нас ждали…
«Не ходите туда, мистер Уормолд. Они собираются вас убить, мистер Уормолд». Это написал какой-то английский романист. В моем романе нас с Горгоной предупреждал чернобыльский людоед – словами, идущими от обоих его сердец: «Не ходи туда, куда идешь, там зло…» Однако мы пошли.
Туман преграждал прямой и простой путь к главному корпусу, оставляя тропинку-просвет, ведущую в сторону спортивной площадки. Явное и недвусмысленное приглашение.
Нам не нужна была ни спортплощадка, ни главный корпус, наша цель располагалась совсем в другом месте пансионата, но больше тропинок здесь не было.
– «Душевая» – в бассейне? – в муках родила Натали.
– Так точно, – откликнулся Эйнштейн.
– Тебе откуда знать? – заорал Носорог. – Ты здесь никогда не был.
– Я видел карту.
– Ах, карту… Макс бы тебе показал средним пальцем цену той карты, если б у него не были заняты руки.
Отец нес маму, потому руки и были заняты. Не повод шутить, мистер Рихтер. Я нестерпимо захотел его ударить, уделать, урыть… еле сдержался. Вспомнил, как действует ментальное давление. Кого-то, как Горгону, крючит, кого бесит.
– Куда же мы премся, если бассейн – в водолечебнице, а водолечебница слева? – закончила она свою незатейливую мысль.
– А
А вот и расступился туман, открыв взгляду спортплощадку: баскетбольные кольца, уголок со снарядами, компактные деревянные трибуны. Лавки на трибунах, конечно, сгнили, остался каркас, и на голых железных трубах сидели люди. Мы прошли сквозь дверь в сетчатом заграждении и оказались перед этими странными зрителями – остановились, дожидаясь, когда отстающие подтянутся.
По ту сторону площадки, что характерно, не было никакого тумана.
Люди на трибунах поднялись одновременно, словно по сигналу. Эйнштейн выступил вперед.
– Я его привел, – произнес он громко. – Как мы договаривались.
– Кого? – не понял Носорог.
– Его, – показал Эйнштейн на меня.
– Что ты мелешь?! – закричал мой отец, передал кому-то маму и подскочил к предателю. – При чем здесь Питер?
– Это наша «отмычка», Макс.
Мой отец хотел его ударить, а я видел, как он бьет, бедолаги потом говорят, что на них бетонная плита упала… Не ударил. Один из «зрителей» издал гортанный возглас, и отца выгнуло дугой. Он упал на спину.
Аномал, понял я. Они там все аномалы.
Стало ясно странное поведение Эйнштейна при нашей встрече в Седом квартале, когда он скрытничал, ничего не рассказывал о своем «контрольном походе» к порталам, был со мной ненормально оживлен и весел. Глушил совесть, патриот Хармонта. Очевидно, новые хозяева пансионата крепко взяли его в оборот, сделав предложение, от которого он не мог отказаться, хоть и воротило с души.
Люди на трибуне молча взялись за руки, и тогда раздался голос, словно пропущенный через качественный микрофон и мощные акустические системы. Голос заполнил весь этот маленький стадион:
– Питер Панов, подойди к нам, пожалуйста.
Говорила девушка, только которая из них? Аномалов было около двух десятков, а девушек среди них – не менее трети. И возраст их… Все они были намного старше нас. Далеко за двадцать, практически взрослые.
– Не бойся, Питер.
Я не боялся, этого они от меня не дождались бы, просто не в моих правилах подчиняться приказам, исходящим невесть от кого.
– Сами не бойтесь. Мне отсюда хорошо слышно, – крикнул я.
– Ситуация такова, – громыхнул другой голос, мужской. – Вам, людям, нужно к порталу. Пройти вы можете только здесь, другого пути нет. Пропустить вас или нет, зависит от нас. И мы вас пропустим, вас всех, если вы отдадите нам всего лишь одного. Всех – за одного. Хорошая сделка.
– Зачем он вам? – прохрипел отец, поднимаясь из пыли. – Мы имеем право знать.
– Вы не имеете никаких прав, как мы в свое время их не имели, но я объясню. Во-первых, Питер – это непревзойденный усилитель и модулятор, он добавит в нашу схему то, чего нам недостает: эффективности. Он выведет наши опции на максимум. Во-вторых, Питер родился в Зоне, и в этом его настоящая уникальность. Он впитал в себя Зону, он маленькая копия Зоны. Ему пока не хватает опыта и зрелости, но мы поможем. Без Питера мы просто «капелла», пусть и самая могущественная на Земле. Чтобы стать богами, нам нужен солист. Думайте, люди. Думай, Питер. Ждем ваше решение.