Зона Посещения. Избиение младенцев
Шрифт:
Нужно делать выбор, и срочно. Выходить из полуподвала во двор, атаковать врагов, пользуясь эффектом внезапности? Но в долгой перестрелке у нас нет шансов: врагов больше, они опытнее и гораздо лучше вооружены. Даже я все это понимаю. Тогда – через окна на площадь?
Решение приняли за нас.
– Ну, хоть чем-то ты иногда помогаешь, тварь, мерзавка, большая ты сука! – с яростным удовлетворением говорит Эйнштейн. Никто не любопытствует, о ком это он. О Зоне, ясен пень.
Снаружи пошел дождь – настоящий. Сначала легкий, игривый, но быстро набирающий резвости и мощи… Наемники дружно
На ту же Горгону, пусть получает удовольствие. Потому что это не водичка, а дождь не совсем настоящий.
– С другой стороны, – рассуждает Эйнштейн, – если такие осадки зарядили капитально, то в конце концов агрессивные фракции доберутся и до подвала. Крыша, три перекрытия, а тут и мы.
– Что происходит? – спрашиваю я.
– Моя версия – возвращается содержимое пруда. Опасные вещества где-то вверху были расщеплены на составляющие и теперь проливаются обратно. В «стаканах», кстати, не только кислоты были, но и «ведьмин студень».
– Крыша черепичная, кислоты керамику не берут, – возражаю я.
– Что мы знаем о кислотах в Зоне, что мы знаем о составе «ведьминого студня»…
Тот боец, кого командир оставил у центрального входа в «Дом детского досуга», потеряв голову, бросается к ступенькам и между вазонами ожидаемо попадает на пятно «разрядника». Тоже картинка не для слабонервных, хоть и не лишена своеобразной красоты. Человека трясет, как паралитика. Уже не человека, а мягкую подушку в форме куклы, куда гигантская швея втыкает электрические иглы. Ослепительные росчерки, пронзающие пространство, не позволяют кукле упасть. Молнии впиваются в жертву с четырех сторон: с двух вазонов, стоящих по бокам каменной лестницы, а также с двух висящих вазонов. Сверху – едкий дождь… Я отворачиваюсь.
Со стороны кладовки начинают колотить в дверцу:
– Открывайте, гниды!
Бьют ногами. Дверца открывается не к нам, а к ним, так что зря бьют. Лишь бы штатив из скобы не выпал. Тут же – стреляют, пробивая стальную обшивку. Эйнштейн стреляет в ответ, всего один раз. Там – вскрик, кого-то зацепило, и гости отступают, позиция у них фиговая.
На площади между тем гибнет все, что не из камня: клены и вязы, линия шиповника-мутанта, остатки детских аттракционов. Разваливается домик, в котором жили убийственные белки. Добиваются и без того конченные автомобили. Завораживающий спектакль…
Дождь заканчивается в один момент, будто кран перекрыли. Занавес.
– Малыш, пора уходить, – виновато сообщает Эйнштейн.
Скарабей приподнимается:
– Я попробую.
Рот он уже обтер, а то вампирская эстетика впечатляла: белое лицо, окровавленные губы…
– Не надо, я понесу, – твердо говорит Лопата. – Держись за меня.
Чтобы вылезти из окон, пришлось подвинуть ученические столы, иначе – высоко. Скарабея передаем из рук в руки, все остальные справляются сами. Не забываем
И вот мы на свободе – выползли, вырвались.
Бежать! Маршрут известен, а некоторыми – исхожен и истоптан. Погони пока не видно.
На Ройял-стрит, возле кинотеатра, Эйнштейн нас останавливает: не нравится ему место. Я его понимаю, именно здесь располагался центр антигравитационного столба, и это обстоятельство перевешивает все, даже то, что ни пробник, ни гайки аномалию не показывают. Сейчас столба нет, с виду все чисто, но как быть с осадком в душе, как побороть предрассудки? И зачем их бороть?
Обходим кинотеатр с тыла, через сотню ярдов возвращаемся обратно на Ройял-стрит, а еще через пару сотен ярдов слышим сзади слабые крики.
Вот и погоня. Три (не два!) мерзавца выжили и спешили за нами. Но кинотеатр обходить то ли ленятся, то ли просто в голову не приходит. Не такие предусмотрительные они, эти преследователи, как наш Эйнштейн, не настоящие, видать, сталкеры, хоть и служили когда-то Институту. Короче, пошли прямо по улице. Ну, правда, ведь никаких следов ловушки, чего дурью маяться!
Однако не так прост оказывается «гравиминус», он же антиграв, возьмем этот факт на заметку. Пусть и в малом варианте, в варианте «лайт», столб остался, где был. На пробники и гайки аномалия плевать хотела, зато биологические объекты – это то, что доктор прописал. И взмывают две человеческие фигурки вверх, кувыркаясь и извиваясь, а потом, набрав высоту, летят вниз. Падают чуть в стороне, так смачно шлепаются о каменную мостовую, что даже нам слышно.
Их не жалко, это новые и весьма полезные вешки для умных людей.
– «Подкидная доска», – говорю я. – Годное название для антиграва. Вносим в список?
– Лучше «долбаный батут», – предлагает Горгона свой вариант.
– Ладно, обсудим.
Остался всего один преследователь – стоит, смотрит на нас в бинокль. Вперед не идет, ему явно хватило. У Эйнштейна, впрочем, тоже есть бинокль, и он тоже любит смотреть.
– Глубокая Глотка, – сообщает таким тоном, как будто выиграл в лотерею. – Живучий, обсосок!
– Эй, клоун, куда теперь? – возвращает его Горгона на землю.
Глава 7
– Повторю для полной ясности, – сказал нам Эйнштейн. – Отправляясь в Зону, я как командир должен знать, кто и зачем со мной идет, не прощает Зона таких секретов. Ты спрашивал, какое первое золотое правило? – повернулся он ко мне. – Вот оно, впитывай. Но команду подбирал не я. Вот эта милая детка вытолкнула меня перед строем и приказала: командуй.
– Я заплачу от жалости, – откликнулась хмурая Горгона.
– Да-да, прочисти слезные протоки, пригодится… Ты пойми, Натали, дело не в доверии, хотя без этого тоже трудно. Я не могу тащить по Зоне человека, которого не понимаю. И уж тем более показывать ему свои захоронки. Так что если мы здесь и сейчас не раскроем карты, то утром расходимся. А если ты что-то со мной сделаешь, нащебечешь в ухо или, там, нежно за руку подержишь, Пэн меня застрелит. Мы с ним договорились, он поклялся.