Зона Притяжения
Шрифт:
Он был прав. Самый простой и быстрый способ проникнуть на станцию сейчас – пробраться к шлюзу американского сегмента. Тем более если станция начала падать, то у меня катастрофически мало времени. Вопрос только в том, с какой стати она начала падать? Какая сила заставила ее сойти с орбиты? Удар маленьких осколков не был настолько сильным, чтобы их энергии хватило на значительное перемещение нескольких сотен тонн металла. Значит, существует еще какая-то сила, которая тащит нас вниз.
Цепляясь за поручи там, где они были установлены, и за любые другие выступы, я медленно плыл
– Вижу человека! –сказал я.
– Да это Грин. Но, по всей видимости, его убило осколком. Осака видел, как из его скафандра выплеснулась кровь, – ответили мне.
Наконец добравшись до американского шлюза, я обратил внимание, что пробиты почти все модули. Маленькие воздушные гейзеры сочились тут и там. Удивительно, что при такой плотности осколочной волны не задело ни меня, ни Осаку. Было бы не плохо знать, что же над нами такое рвануло? Какой-то спутник или что?
– Как у вас с давлением? Я вижу многочисленные пробоины в корпусе.
– Медленно падает. Но это неважно - я уже надел спасательный скафандр, – ответили со станции.
Кроме Цыплакова на борту оставалось двое американских астронавтов: Робертсон и Маккол. Трое американцев и японец прилетели лишь неделю назад. И толком познакомиться мы еще не успели, поэтому было не мудрено, что я не узнал голос.
– Это Маккол? – наугад спросил я.
– Нет, к несчастью, бортинженер погиб.
Я сглотнул. Кажется, досталось не только нашему основному модулю.
– Как это произошло?
– Когда по нам ударил поток осколков, он был другом в модуле… А теперь там вакуум, - Робертсон сказал это почти как Левитан объявивший о начале Великой Отечественной. –Боюсь, ваш главный модуль тоже остался без атмосферы. Разгермитизация произошла на столько быстро, что Цыплаков вряд ли успел надеть скафандр.
Еще минуту-другую назад я разговаривал с ним, и вдруг узнаю, что человека больше нет. У меня защемило в груди лишь от одной мысли, что Цыплаков как и Грин безжизненно болтается в пустоте. Но лицо Грина, по крайней мере, скрыто шлемом, от чего кажется, что это не человек вовсе, а какой-нибудь робот. Может быть, Степаныч и недолюбливал меня, но за два месяца нахождения на станции мы невольно сблизились. Мне не хотелось верить, что его жена и двое детей не дождутся мужа и отца, что Цыплаков больше никогда не вернется домой и не сядет за обеденный стол поесть любимого борща, о котором он вспоминал в течение всего полета.
– Робертсон, а где Осака? Я его не вижу.
Японец ответил сам.
– Я уже в шлюзе. Жду вас.
– Мы поместимся вдвоем?
– Должны, это новый шлюз.
Пока я забирался в шлюз, вновь заговорил Робертсон:
– Скажите, Добрынин… Я знаю, что это может задеть вас, но ваш спутник мог как-нибудь повлиять на то, что произошло потом?…. Понимаете, я видел вспышку… и, в общем, те, что произошли за ней они
О господи, спутник! Я уже почти забыл про него. Ведь я так и не узнал, для чего он предназначался и поэтому был не в состоянии ответить американцу что-либо вразумительное. Вопрос Робертсона вновь заставил меня вспомнить о Хиросиме. Вдруг мы сами, не зная того, испытали какое-то страшное оружие?
– Мне известно только, что это был спутник связи, – коротко ответил я.
Робертсон тяжело вздохнул.
– Ну, хоть сейчас давайте избежим секретности! Какое-то это имеет значение теперь!
Я начинал сердиться, хотя и понимал его состояние.
– Послушайте, Робертсон, я действительно ничего толком не знаю. Запросите ЦУП, там вам все пояснят!
– Если бы у меня была связь с Землей, я бы вас не спрашивал! – нервно произнес Робертсон.
– Черт, я не думал что все настолько плохо, – только и смог сказать я.
– Именно поэтому я вас и спросил. Может быть, ваш спутник имел какое-то побочное действие?
– Простите, Робертсон, я действительно ничего не знаю
Зацепив Осаку, я протиснулся в шлюз. Японец словно мумия застыл напротив меня. Похоже, внутри что-то случилось с освещением. Свет исходил только от моего фонаря, но даже его хватило, чтобы увидеть сквозь стекло шлема, что лицо Осаки искажено болью.
– Вам плохо?
– Она вылилась из него бурным потоком, и тут же капли превратились в тысячи маленьких рубинов. Это было красиво и ужасно одновременно…, - тяжело дыша, ответил Осака и закрыл глаза.
– Он не может пережить смерть Грина, – пояснил Робертсон. –Так, давление уравнялось, можете открывать люк.
Внутри станции горело только аварийное освещение. Большая часть оборудования не работала. По отсекам летала всевозможная утварь.
– Сколько у нас времени осталось? – спросил я, когда влетел в отсек к Робертсону, который висел рядом с пультом.
– Приблизительно пятнадцать минут, а может быть и того меньше.
– Вы пробовали запустить двигатели вашего челнока, чтобы вернуть станцию на орбиту?
– Безрезультатно. Компьютер станции не перехватывает управление двигателями. Честно говоря, я рассчитывал на вас, Добрынин. Вы ведь инженер…
– Да, но не гений, даже при условии вашей и помощи мне не успеть устранить поломку за столь короткий срок… Если она вообще устранима.
– Остается эвакуация. Но кто-то должен принять решение! Мы не можем просто так взять и разбить триллионы долларов! – нервы Робертсона начали сдавать, он сорвался на крик, –Это международная собственность и если мы…
– Прекратите это! Пожалуйста! – наконец ожил Осака. –У нас слишком мало времени!
Часы действительно тикали, а мы еще ровным счетом ничего не сделали, чтобы спастись. Станция тем временем опускалась все ниже.
– Он прав! – сказал я. –В конце концов, мы есть представители этих самых народов, и вполне можем принять решение! Я голосую за эвакуацию!
– Я присоединяюсь! – согласился со мной японец.
Удовлетворенный тем, что ответственность разделена поровну Робертсон сказал: