Зона риска
Шрифт:
Читательская почта после публикации оказалась большой. Отклики были разные. И такие, которые предвидел автор:
«Не умеете замечать хорошее в жизни, стремитесь очернить действительность...»
И другие письма были:
«Своевременное выступление, надоели всепрощенчество, снисходительность — они к добру не приводят».
Конечно, не обошлось без крайних выводов.
Большинство читателей сходились на мысли, что явление обозначено правильно, и с «потусторонней моралью», как говорилось в одном из писем, необходимо решительно бороться. Но то письмо, которое протянул Андрею редактор, выпадало из общей почты,
«Я да и вся наша компания не читаем газет. И этот номер со статьей вашего корреспондента попался нам случайно — завернули в него бутылку портвейна. Когда употребляли вино на подоконнике в подъезде, кто-то обратил внимание на заголовок и сказал: «Детишки, это про нас...» Прочитали — и действительно, будто наше кафе и наша компашка описаны. Что вы хотите от этих ребят? Одеваются не так, как предки? Волосы длиннее, чем у этих серых, которые вкалывают до темноты в глазах? А кто установил, во что надо одеваться и какой длины должны быть волосики на темечке? Мы не маленькие, мы давно уже взрослые. Что хотим, то и делаем. Видишь парня в «вельветах», в кожаночке, посмотришь, как он все это таскает на себе, и сразу определишь: свой или чужой. Это как опознавательные знаки, понятные только посвященным. А ребята, которых вы в своей статье пытаетесь пропесочить, правильно живут. С такими весело, они открыто делают то, что хотят. Девчонку поучил за то, что не хотела с ним танцевать? А чего, спрашивается, притопала на танцы? Не хочешь — дома с мамочкой сиди. У нас в баре «Вечернем» тоже так бывает: строишь из себя бог знает что — пожалуйте на выход, поговорим. Когда-то, когда я была совсем маленькой, все люди казались мне добрыми и умными. А потом убедилась, что подлецов и в нашем просвещенном веке вполне достаточно. Потому мы и держимся друг за друга. Когда вместе, можно других прижать, а если одна — тебя прижмут. В редакции никогда не писала, но сейчас решила, потому что надоели вы все со своими сладенькими поучениями. К сему подписываюсь — Анжелика».
Письмо было написано быстро, судя по тексту, без особых размышлений, оно как всплеск воды в озере после брошенного камня.
Обратный адрес не обозначен. А почему Анжелика, понятно — в эти дни как раз шел кинофильм «Анжелика — маркиза ангелов» и у кинотеатров стояли длинные очереди.
— Обрати внимание — Анжелика, — иронически сказал Главный. — Читал?
— А чего, похождения дочери барона Сансе де Монтелу впечатляют.
— Значит, прочитал, раз даже это запомнил — барон Сансе де Монтелу...
— В вашей редакции, товарищ Главный, вкалывают интеллигентные люди.
— Не заводись, это ты умеешь. Лучше — твое мнение о письме.
— Если взялась за ручку, решила писать, спорить — значит, думает, пытается понять.
— Пожалей бедняжку, — пошутил редактор, — а она, если не понравишься, скажет тебе: пожалуйте на выход, поговорим. И будут ждать тебя трое плечистых ребятишек с узкими лобиками.
— Почему обязательно с узкими?
— Все они на одно лицо. Это как болезнь. Было время — челки на глаза навешивали, потом наголо брились, затем — патлы до плеч...
— А помнишь, когда серия фильмов о Тарзане появилась, мы все по деревьям лазили и истошно вопили — жуть...
— Особенно в парке вечером, как заорешь — все парочки на скамейках вскакивают, — засмеялся редактор.
Андрей тоже улыбнулся:
— Ты эти фильмы раньше смотрел, я позже — их долго крутили, ты раньше по деревьям прыгал, я позже, ты теперь редактор,
— Тоже философ, — развеселился редактор. — Мол, переболеют, повзрослеют...
Он вдруг помрачнел, стал казаться старше своих лет.
«Достается редактору, — подумал Андрей, — газету хочет делать поинтереснее, а иные темы — с острыми гранями, можно и в кровь порезаться».
— И все-таки многое идет от возраста, — осторожно сказал Андрей.
— Если бы все было так просто, тогда и говорить не о чем. Боюсь, это не возрастное, с годами не проходит, разрастается. Хотя, безусловно, фактор возраста имеет быть. Но... Такую вот Анжелику и ее компанию «деловые» людишки к рукам прибирают, воспитывают по-своему, глядишь — сегодня в кафе сидит, а завтра в колонии для несовершеннолетних. Стали мы, к сожалению, забывать простую истину, которую наши отцы, партийцы из особой стали, всегда помнили: воспитательная работа не терпит пустоты. Человек — самая великая из всех ценностей, и прибрать ее к рукам охотники всегда найдутся.
— Ты тоже упрощаешь, — возразил Андрей. — Необязательно из завсегдатаев кафе набирается пополнение для колоний. И от проступка до преступления дистанция огромного размера. Посмотри, сколько вокруг прекрасных ребят. И у них необязательно стрижка под нолик, — ехидно добавил он. — Просто «трудный» возраст...
— Кто-то первый начал писать про так называемый «трудный» возраст, — рассердился редактор. — Сейчас любой пятнадцатилетний верзила тебя двинет, ты его за шиворот, а он, если удачно прихватил, вопить начинает: «Не троньте, у меня «трудный» возраст!»
— Еще говорят: переходный возраст, — ехидно заметил. Андрей.
— Вот-вот. А от чего к чему переход? От детства к юности, из юности — в зрелость! Самая прекрасная пора. Это ведь как ранним весенним утром: уже заря занялась, вполнеба сияет, и хочется идти к ней, притронуться рукой, прикоснуться сердцем, душу в ней выкупать.
— Заря — огонь... Можно обжечься...
— Ох, Андрей Павлович, — вздохнул редактор, — старым ты стал, очень правильным и каким-то рассудочным. Конечно же, когда к огню прикасаешься, можно и сгореть, и ожоги такие заработать, что на всю жизнь шрамы. Но огонь и очищает, закаляет. Так?
— В этом ты прав.
— То-то.
Главный любил, чтобы последнее слово оставалось за ним.
Андрей снова перечитал письмо «Анжелики». За напускной бравадой, цинизмом напоказ теплилось что-то искреннее.
— Хотел бы я на нее глянуть, — сказал Андрей.
— Так давай, за чем же дело? — Редактор, видимо, ждал именно этих слов от Андрея. — Там и адресок указан. Бар «Вечерний», это ведь совсем недалеко от нас.
— Я много раз проходил мимо, туда всегда очередь.
Редактор тоже неоднократно видел неоновую рекламу бара. Кто знал, что там кипят такие страсти? Он настойчиво посоветовал:
— Только вот что: никаких поспешных выводов и действий. Тема очень и очень непростая. Как объяснить, откуда берется вся эта шушера? У многих людей особое беспокойство вызывает преступность среди молодежи. И их можно понять — огромное дело всей своей жизни они хотят передать в надежные руки. Наконец, у всех сидят в печенках инциденты в подъездах, драки во дворах, в темных закоулках. Как объяснить причины всего этого? Допустим, в начале двадцатых годов все лежало на поверхности: тяжелое наследие гражданской войны, голод, разруха, безработица, беспризорность. А сейчас? Жизнь даже сравнивать нельзя с теми годами. Ясность цели, открытые пути... Почему же иной парень или девчонка не идет в театр, а забивается в подъезд? А у другого соседствуют эрудиция и бездушие, любовь к музыке и нравственная пустота?