Зона затопления
Шрифт:
Громко взглотнул рыданием, оторвался от гусинской избы, перевел взгляд вправо… Соседнего дома не было, не было и школы, выглядывавшей раньше из-за угора… Поняв, что с деревней все-таки покончено, – но почему пощадили избу Гусиных? – Алексей почувствовал облегчение. Неизвестно, как бы действительно повел себя, обнаружь деревню целой. Может, второй раз и не хватило бы духу покидать. Или помчался бы скорее обратно, к жене, родителям: «Стоит Пылёво! Стоит, цело!»
Заглушил мотор, взял весло, стал осторожно подводить «Казанку» к тому
Пристань кончилась, началась дорога; Алексею показалось, что он разглядел даже следы гусениц. Померил глубину веслом. С метр. Это ж сколько воды нужно, чтобы как следует работали турбины на ГЭС?.. И теперь поверилось рассказу Привалихина, что если прорвет плотину, то волна образуется на сотни километров. Такая сила скапливается, давление…
Наконец днище скребануло дно. Алексей обул болотники, прыгнул в воду, затащил лодку на землю. Оглянулся, прикидывая, как причалит паром. Пристани теперь нет, паберега пологая, мель.
– Ладно, чего я-то морочусь, – усмехнулся, – их дело.
Еще постоял, на этот раз сомневаясь, стоит ли оставлять вот так лодку. Не к чему пристегнуть – ни дерева рядом, ни столба… Плюнул.
Снова сменил болотники на ботинки. Съел пару бутербродов, допил чай из термоса. Взял ведерко, пошел в сторону дома Гусиных – недалеко от него находился колодец.
Интересно: когда причаливал, ни комаров, ни мошки не было, а пока переобувался, перекусывал – налетели. Алексей прибавил шагу – подальше от воды, в деревне этой кусачей пакости всегда бывало меньше.
Теперь – нет. Дрожащее, сероватое, пищащее облачко сопровождало его и там. Да и не существовало деревни. Алексей остановился в начале улицы, дальше – справа и слева – чернели пятна сожженных изб, стаек, бань. Но сожжено было небрежно, торопливо – остались пролеты заборов, торчали столбы ворот, валялись обугленные бревна, доски. Повсюду листы жести, крошево шифера, осколки печного кирпича, битые стекла, тряпки…
Растения уже начали скрывать этот человечий мусор – опутывали его вьюны, склонялась над ним крапива, чтоб сбросить семена.
– Санитарная очистка, – пробормотал Алексей; резко отвернулся, пошел к колодцу, хотя уже видел, что его нет.
На месте колодца была кучка исщепленного дерева, валялся обрывок цепи… Алексей представил, как к колодцу подъехал бульдозер, смял отвалом хлипкую крышку, срубик, провернулся на этом месте, уничтожая то, за чем пылёвцы следили из поколения в поколение, что оберегали и считали чуть не главным сокровищем. Хоть и рядом река, а во время половодья, после ливней из нее и скотина пьет неохотно – больно грязная.
В деревне было три колодца, и наверняка два других тоже засыпаны… Как-то Алексей услышал, что при саночистке первым делом разрушают колодцы. Тогда мысленно отмахнулся от этой новости: «Сочиняют уже всякое, до кучи», –
Вокруг избы Гусиных все снесено, изломано. На дворе стоит диван, явно не гусинский, откуда-то притащенный, несколько стульев, стол. Кострище, воткнуты две рогатины, рядом валяется закопченная жердина. Что-то варили… Наверное, сжигатели-санитары. А в избе, видать, ночевали. И оставили на всякий случай – может, еще какая бригада прибудет доделывать, дочищать. Да вот хоть эти, эксгуматоры.
Закурил, глянул в сторону кладбища. Там так и стояли высокие, стройные сосны. Не повалили. А доказывали, что территория кладбища тоже уйдет под воду. Значит, вместе с лесом? Или спилят после того, как заберут покойников?
В голове от вопросов, на которые у него ответов не было, закололо. Захотелось спрятаться и уснуть… Надо занять себя чем-то…
Мошка хоть и не кусала почти, чувствуя близкую осень и свою смерть, но донимала, сигаретный дым почти не пугал ее; хотелось пить, и Алексей корил себя, что не взял какую-нибудь мазь от комаров, воды. А ведь на кухне стоит пятилитровая пластиковая бутыль… Даже и мысли не возникало ехать на реку с запасом воды. Раньше, в детстве, купаясь или рыбача, частенько пили из нее. Единственное – боялись конских волосов, поэтому не припадали губами, а зачерпывали воду ладонями. И потом, когда перед школой сдавали анализы, ни у кого вроде не обнаруживалось глистов или что там бывает…
Достал мобильный телефон, проверил, есть ли связь. Думал узнать у Ткачука, как там паром, скоро ли планируют добраться. Он-то долетел удивительно быстро. Хотя чего тут удивительного – все шиверы сгладились, течения почти никакого.
Связи не было. Мобильные и раньше ловили здесь туго. Алексей потоптался у крыльца – и тянуло войти, и как-то тошно становилось при мысли, что сейчас увидит внутренность чужого, давно оставленного жилища. Оставленного, много лет простоявшего запертым, а потом вскрытого… Как потревоженная гробница где-нибудь в Египте.
Заходить не стал, направился к лодке. Дождется людей – тогда уж. И на могилки лучше не одному. Комариный писк немного спасает от полной, давящей тишины, но все равно жутковато. Представляется, что сейчас из леса начнут выходить люди. Медленно, неверными шагами. Выйдут и начнут оглядываться, ища деревню… «Тьфу, насмотрелся ужастиков…» А воображение продолжало дергать нервы – закричал жалобно коршун, и Алексей вздрогнул…
Что ж так во рту горит?.. И не жарко, и по дороге выпил полтора литра чая из термоса, а язык прямо прилипает… Может, от ветра встречного, когда гнал сюда, или что жареной камбалы вчера поел. Или от волнения жажда…