Зона
Шрифт:
Катя подышала на стекло. Егоров ставил чурбан. Некоторое время приглядывался к сучкам. Потом коротко замахивался и резко опускал топор, слегка наклонив его…
По радио звучал «Турецкий марш». Катя представила себе турецкое войско. Как они бредут по глубокому снегу в тяжелых чалмах. Пробираются от АХЧ к инструменталке. Их ятаганы примерзли к ножнам, чалмы обледенели…
«Боже, – подумала Катя, – я теряю рассудок!»
Егоров вернулся с охапкою дров. Обрушил их возле печки. Затем вынул из кармана тюремный
"Раньше я любила зиму, – думала Катя, – а теперь ненавижу. Ненавижу мороз по утрам и темные вечера.
Ненавижу лай собак, заборы, колючую проволоку. Ненавижу сапоги, телогрейки… и лед в умывальнике…"
– Молчи, – сказала она, – я ненавижу твою правоту!
– Как это? – не понял Егоров, затем сказал: – Ну, хочешь, привезу из Вожаеля яблок, шампанского, позовем Женьку Борташевича с Ларисой…
– Твой Борташевич стрижет за обедом ногти.
– Тогда Вахтанга Кекелидзе. У него папаша – князь.
– Кекелидзе – пошляк!
– То есть?
– Ты не знаешь.
– Почему не знаю, – сказал капитан, – я знаю.
– Я знаю, что он к тебе цеплялся. У грузин такой порядок. Парень холостой… Неприятно, конечно… Можно и в рыло заехать…
– Женщине это необходимо.
– Что именно?
– Чтобы за ней ухаживали.
– Родить тебе надо, – сказал капитан…
Хриплый, вибрирующий лай на питомнике усилился.
Среди других голосов выделялся один нарастающий тембр.
– Почему меня не раздражали чайки, – сказала Катя, – или дикие утки? Я не могу, не могу, не могу переносить этот лай…
– Это Гарун, – сказал Егоров.
– Ужас…
– Ты еще волков не слышала. Страшное дело…
В печке, разгораясь, шипели дрова. И вот уже запахло мокрым снегом.
– Павел, не сердись.
– Чего сердиться?..
– Привези из Вожаеля яблок.
– Между прочим, лед в умывальнике тает.
Катя подошла сзади, обняла его.
– Ты большой, – сказала она, – как дерево в грозу. Мне за тебя страшно.
– Ладно, – сказал он, – все будет хорошо. Все будет просто замечательно.
– Неужели все будет хорошо?
– Все будет замечательно. Если сами мы будем хорошими. А правда, что лед в умывальнике тает?
– Правда, – сказал он, – это нормально. Закон природы…
На питомнике снова залаял Гарун.
– Погоди, – отстранил Катю Егоров, – я сейчас вернусь. Дело минуты…
Катя опустила руки. Вышла на кухню. Приподняла тяжелую крышку умывальника. Там оплывала небольшая глыба льда.
– Действительно – тает, – вслух произнесла Катя.
Она вернулась, присела. Егорова не было.
Катя завела охрипший патефон. Она вспомнила стихи, которые посвятил ей Леня Мак, штангист и непризнанный гений:
…Видно, я тут не совсем кстати…
Патефон
Лучше вальса подождем, Катя,
Мне его не танцевать легче…
На питомнике раздался выстрел. Хриплый собачий лай перешел на визг и затих.
Через несколько минут вернулся капитан. Прошел мимо окон. Он что-то нес завернутое в брезент.
Катя боялась поднять глаза.
– Ну что, – усмехнулся Егоров, – потише стало?
Катя попыталась спросить:
– Что же?.. Куда же теперь?..
– Это не проблема, – успокоил ее капитан, – вызову шныря с лопатой…
17 мая 1982 года. ПринстонКак вы знаете, Шаламов считает лагерный опыт – полностью негативным…
Я немного знал Варлама Тихоновича через Гену Айги. Это был поразительный человек. И все-таки я не согласен.
Шаламов ненавидел тюрьму. Я думаю, этого мало. Такое чувство еще не означает любви к свободе. И даже – ненависти к тирании.
Советская тюрьма – одна из бесчисленных разновидностей тирании. Одна из форм тотального всеобъемлющего насилия.
Но есть красота и в лагерной жизни. И черной краской здесь не обойтись.
По-моему, одно из ее восхитительных украшений – язык.
Законы языкознания к лагерной действительности – неприменимы. Поскольку лагерная речь не является средством общения. Она – не функциональна.
Лагерный язык менее всего рассчитан на практическое использование. И вообще, он является целью, а не средством.
На человеческое общение тратится самый минимум лагерной речи:
«…Тебя нарядчик вызывает…» – «…Сам его ищу…» Такое ощущение, что зеки экономят на бытовом словесном материале. В основном же лагерная речь – явление творческое, сугубо эстетическое, художественно-бесцельное.
Тошнотворная лагерная жизнь дает языку преференцию особой выразительности.
Лагерный язык – затейлив, картинно живописен, орнаментален и щеголеват. Он близок к звукописи ремизовской школы.
Лагерный монолог – увлекательное словесное приключение. Это – некая драма с интригующей
завязкой, увлекательной кульминацией и бурным финалом. Либо оратория – с многозначительными паузами, внезапными нарастаниями темпа,
богатой звуковой нюансировкой и душераздирающими голосовыми фиоритурами.
Лагерный монолог – это законченный театральный спектакль. Это – балаган, яркая, вызывающая и свободная творческая акция.
Речь бывалого лагерника заменяет ему все привычные гражданские украшения. А именно – прическу, заграничный костюм, ботинки, галстук и очки. Более того – деньги, положение в обществе, награды и регалии.
Хорошо поставленная речь часто бывает единственным оружием лагерного старожила. Единственным для него рычагом общественного влияния. Незыблемым и устойчивым фундаментом его репутации.