Zoo, или Письма не о любви. Сентиментальное путешествие. Жили-были. Письма внуку
Шрифт:
В те годы я много спорил с ним о границах применения точных методов, считая, что низшие уровни художественной системы – повествование, собственно язык – можно исследовать этими методами, в частности статистическими. Такую попытку я предпринял в первой главе своей книги “Поэтика Чехова”, а в остальных – целостного описания художественного мира, который на всех уровнях устроен единообразно. Эти споры и взгляды Шкловского достаточно полно отразились в его письме по поводу книги. Привожу его целиком.
Дорогой Саша!
Я поздравляю
Оно бы сгорело. (У нас в подъезде подожгли почтовый ящик. – А. Ч.)
Книгу Вашу я прочел еще в Ялте, взяв экземпляр у Каверина.
Спасибо за присылку экземпляра.
Книга хорошая. Книга, как бы Вам сказать, – не то что разнонаправленная, сколько разнопостроенная.
В начале Вы пользуетесь приемами структуралистов, определением качеств произведения или частей произведения по принципу “да” – “нет”, потом Вы переходите на другие принципы.
Первые десять страниц (теоретическое введение. – А. Ч.) написаны с большим применением терминов, которые цитируются как всем известные без уточнения смысла их для данной книги.
Вы ссылаетесь на 5-й стр., выясняя идею изоморфизма, на меня.
Я не только указал связь, я попытался построить общую теорию сюжетосложения, включая в нее и учет предыдущего состояния построения этих форм, т. е. пытался доказать, что художественное произведение по методу организации материала все едино и событийная часть – материал нового построения, а не форма его.
Слово в художественном произведении – материал, элемент формы, а не форма. Материал весь в сломе.
Для того чтобы применить ко всем этим явлениям законы сетки, надо установить, могут ли быть выведены законы на основании пяти рассказов, и определить, на основании чего выбраны именно эти рассказы. То, что они написаны в один год, не делает их соотносимыми.
Работа по сетке-вопроснику, сделанная на 18-й стр., охватывает уже пять лет.
Но “сценки”-скетчи – это особый жанр. Жанр определяет построение. Произведения не едины, вернее, каждое из них не единственно; оно соотнесено с жанром, и нельзя анализировать сонет, не сказав, что это сонет.
У Жюль Ромена его родители приняли лирическое стихотворение о весне за письмо с просьбой прислать теплый шарф. Они не знали закона поэтического жанра.
Кстати Вам скажу, что первые (1880 год) рассказы, которые Вы анализируете, еще не чеховские. Мне приходилось иметь дело с самотеком: там действительно все очень просто, но там еще нет автора. Первые вещи самые нехарактерные: они как бы пародийны. Это вертикальная зелень, которая лезет по стене. Это не строительный материал.
Но не буду заказывать другую книгу.
Есть хорошие главы. Интересен анализ “Степи”.
Но основное изобретение Чехова, кажущаяся случайность и внутреннее соотношение сюжетосложения с обыденностью, с безначалием и с бесконечностью жизни, отказ от фабулы во имя сюжета-предмета – изобретение Чехова.
Вы много знающий, очень талантливый человек с настоящим будущим и с
Отмалчиваться нельзя. Но я помедлил с ответом.
Приходите. Будем разговаривать.
Книга Ваша при чтении чем дальше, тем лучше. Замечания об отсутствии традиционной целесообразности деталей (стр. 173) – это просто хорошо.
Мой совет: разучитесь от Лотмана, научитесь Чудакову.
Уверяю Вас: А.П. Чудаков – хороший автор, к которому еще нельзя приложить статистического метода. “Да” и “Нет” – это не метод анализа художественного произведения. Это не годится ни для Фета, ни для Сервантеса.
Молодость в Вашей книге есть, но оружие, с которым Вы выезжаете на бой, разнокалиберно и разностильно, как оружие человека, крепкие ноги которого обнимали бывалые бока Росинанта.
Готовый к разговору
Виктор Шкловский
Поцелуйте Вашу семью. Сер. Густ. вам кланяется.
30 ноября 1971 г.
Простите мою неопрятность в машинописи.
После приезда не разобрался даже в карандашах.
К разговору В.Б. действительно был готов и говорил подробно и много. Но мне трудно отделить замечания, интересные лишь автору, от интересных всем, поэтому приведу лишь два-три.
Шкловскому казалось, что у меня мало о жанре. В этом он был совершенно прав. Я считал (и считаю), что роль жанра в нашей теории сильно преувеличена в ущерб наджанровым явлениям, что в мире писателя есть константы, которые проявляются в любых жанрах, в каких бы он ни выступал. Я все это высказал и добавил, что здесь В.Б. неожиданно сходится со своим антагонистом Бахтиным.
– Не неожиданно. О жанре первые заговорили мы. Тынянов. Бахтин – после нас. Тынянов показал, что жанр не неподвижен. Мы это знали все. Это сказано в статье “Литературный факт”. Она посвящена мне.
Больше всего записано у меня про то, что в письме обозначено как “отсутствие традиционной целесообразности деталей”, но я не помню, действительно об этом им говорено было больше остального или я просто подробнее про это записал. Дело в том, что эта моя идея (“случайности” деталей у Чехова) очень разозлила всех чеховедов, и мне было интересно, что скажет В.Б. Он принял ее целиком, приводил свои примеры, снова хвалил ее (приводить неудобно).
Насчет “вертикальности” книги он разъяснил, что в последней главе я углубляюсь в здание идей Чехова, суть его мира, но слишком кратко.
– Вы останавливаете себя. Про это вы напишете другую книгу.
К сожалению, я не попросил разъяснить фразу про Росинанта.
Насчет будущих неприятностей В.Б. оказался совершенно прав – он в этом понимал.
В разговоре от Шкловского невозможно было услышать вялое “Да, действительно…”. Чужая мысль всегда возбуждала в нем свою. Как-то я сказал о неожиданности выбора признаков в чеховском описании курорта, ялтинской толпы: “Пожилые дамы были одеты как молодые, и было много генералов”. Он немного подумал: