Зорге. Подвиг и трагедия разведчика
Шрифт:
"Маскарад, — подумал Рихард. — Когда маскарад — это не так уж и страшно. А может быть, мы все преувеличиваем, сгущаем?.. Опасно, когда боишься всего. Впрочем, опасно и тогда, когда ничего не боишься…".
По привычке он направился было к платформе "штадтбана" — городской наземной железной дороги, но остановил себя: "Ты теперь не скромный бедный журналист, а преуспевающий буржуазный журналист. И ездить тебе надлежит только в автомобиле". Усмехнувшись, он пошел к стоянке такси.
Шофер старого, видавшего виды "даймлера"
— Куда? — Лицо шофера было располосовано шрамом, и смотрел он на пассажира в дорогом костюме и с кожаными чемоданами недобрыми глазами: Куда?
— Унтер-ден-Линден, отель "Адлон", — бросил Зорге.
Шофер подозрительно гмыкнул и включил счетчик. "Адлон" считался одним из самых шикарных отелей на самой фешенебельной улице Берлина.
Машина еще не тронулась с места, а перед капотом выросла фигура человека в коричневой рубахе, в коричневой фуражке, затянутого в портупеи. На пряжке ремня красовалась все та же свастика.
— Стой! — крикнул он и, подбежав к дверце, рванул ее на себя.
"Что такое? Выследили?" — только и успел подумать Рихард.
— Вытряхивайся! — человек в коричневой рубахе потянул его за плечо. Ну!
— В чем дело? — пытаясь оттянуть время, спросил Рихард.
— Живо! Машина нужна мне!
— Вытряхивайтесь, — спокойно посоветовал таксист. — Со штурмовиками лучше не связываться. И не платят они ни пфеннига.
"Только-то и всего! — рассмеялся про себя Рихард. — А я уж подумал… Нервы".
В "Адлоне" Рихард назвал портье свою фамилию.
— Доктор Зорге? Номер вам заказан, — любезно ответил тот и с извиняющейся улыбкой протянул бланк: — Заполните, пожалуйста. Новые порядки…
"Фамилия… Имя… Откуда… Куда… Зачем…". Рихард заполнял листок-формуляр, а портье — грузный и лысый говорливый старик — жаловался:
— Не та клиентура пошла, ох-хо-хо, не та! Не вас, конечно, имею в виду, доктор Зорге. Вы человек солидный, у меня глаз наметанный… А чаще шушера, мелкота. Вчера зеленщиками да мясниками были, а теперь нацепили на себя черепа и кости… А совсем недавно у нас только коронованные да титулованные особы останавливались… Ох-хо-хо…
Рихард взял со стойки газеты — нацистский "Ангрифф", "Берлинер тагеблатт", "Дойче цайтунг" и холодно заметил:
— Советую не обсуждать лиц, призванных нацией. Завтракаю я всегда в номере, в девять ноль-ноль. Газеты так же подавать в номер.
Он взял у остолбеневшего портье ключ и вслед за носильщиком в ливрее, несшим его вещи, направился к лифту.
В номере он распаковал чемодан. Настежь распахнул окно. Солнечный, прохладный, душистый воздух потек в комнату. Сладковато пахло молодой листвой лип и каштанов.
Зазвонил телефон. Он снял трубку. Кокетливый женский голос спросил:
— Клаус? Это я, Инге.
— Вы, детка, ошиблись.
— Не может быть! — Голос стал капризным. — Клаус
— Может быть, я смогу его заменить? — игриво, в тон, сказал Рихард.
— Это надо обсудить. Я еще позвоню вам.
Рихард прислушался к частым гудкам. Медленно повесил трубку.
"Значит, встреча состоится завтра, в двенадцать дня, в баре "Пивная пена" на Гедеманштрассе…".
Адрес, пароль и отзыв были оговорены еще в Москве. Завтра в полдень… Как же ему убить целых полтора дня?
Он снова проверил все вещи — не дай Бог, Катя сунула какой-нибудь амулет! — тщательно оделся и вышел на улицу.
Унтер-ден-Линден — "Улица под липами" — простиралась в обе стороны от отеля. Она действительно в четыре ряда была обсажена пышными липами и каштанами, широкая, прямая как стрела. Вдоль ее проезжей части, по которой в этот ранний час проносились иногда сверкающие автомобили, была проложена дорожка для верховой езды. На тротуары бросали отсвет зеркальные стекла дворцов, дорогих магазинов и кафе, строгих министерских и посольских зданий. На перекрестках чинно стояли полицейские. У пешеходных дорожек с высоких чугунных штанг на четыре стороны показывали время циферблаты часов.
Унтер-ден-Линден начиналась у Бранденбургских ворот, на которых восседала на своей триумфальной колеснице богиня победы Виктория, и обрывалась у Дворцовой площади. Это был правительственный, аристократический и деловой центр Берлина. Отсюда улицы радиально расходились во все стороны.
Красивая и чопорная, Унтер-ден-Линден вызывала у Рихарда враждебное чувство. Его тянуло с этой улицы на северо-запад, в район Веддинг, где так часто доводилось бывать ему прежде и где у него столько друзей. Именно поэтому он не должен туда идти…
Неторопливо, словно совершая утренний моцион, шел он по улице, глядя как будто только перед собой, но цепко подмечая все новое кругом. Вот промчались автомобили со свастиками прямо на капотах. Маскарад! В кузовах грузовиков лежали почему-то сваленные как попало книги. Освобождают помещение библиотеки под казарму?.. Потом, громыхая сапогами, прошел отряд юнцов в коричневых рубахах. Они были без оружия, только с резиновыми дубинками у пояса. И лишь у их предводителя, отсчитывавшего "Айн, цвай, драй!..", болтался на поясе пистолет.
"Не так уж и страшны", — снова подумал Рихард.
На стенах густо налеплены объявления и приказы — все под эмблемой орла и свастики.
Да, как Гитлер и рассчитывал, на мартовских выборах 1933 года он одержал полную победу — подлогами и террором набрал 17 миллионов голосов. Правда, и компартия собрала почти 5 миллионов. Но потом гитлеровцы арестовали депутатов-коммунистов, а их мандаты аннулировали, и 23 марта рейхстаг принял закон о наделении Адольфа Гитлера чрезвычайными полномочиями…