Зов ангела
Шрифт:
Он усмехнулся.
— А серьезнее?
Чтобы придать себе мужества, Маделин сделала большой глоток вина. Она была готова к подобной сделке. Дойл никогда ничего не делал просто так, и именно поэтому она обратилась к нему лишь в самый последний момент.
— У нас в полиции есть стукач, который доносит нам о твоих прожектах уже несколько недель… — начала она.
Дойл покачал головой.
— Ты хочешь сказать, что в моей команде завелся крот? Ты блефуешь.
— Он предупредил нас о налете на фургон «Баттерфлай-банка», который
Лицо Дойла оставалось бесстрастным.
— Если я помогу тебе, ты откроешь мне его имя?
Маделин откинулась на спинку сиденья.
— Ни в коем случае, я и так уже слишком много сказала. Выкручивайся своими силами.
— Ты можешь поставить под угрозу свою репутацию, обращаясь ко мне за помощью, но ты не готова пачкать руки до конца, я тебя правильно понял?
— Дэниел, пожалуйста… Если я дам тебе имя этого парня, он будет мертв уже сегодня вечером.
— Без всякого сомнения, — ответил он, глядя на нее с нежностью, смешанной с укоризной.
Они были объединены странной связью. Кроме нее, никто никогда не называл его Дэниел, и можно было быть почти уверенным, что она немногим позволяла называть себя Мэдди.
— Тут не может быть полумер, Мэдди. Или ты ныряешь, чтобы помочь твоей девчонке, или ты отказываешься замочиться. Тебе решать.
— Ты не оставляешь мне выбора.
— «Всегда есть выбор. Это даже некая совокупность выборов». Это из какой книги? Из одного из тех романов, что ты посылала мне, когда я первый раз попал в тюрьму.
Перед своими людьми Дэниел играл роль необразованного типа, но это было далеко не так. В отличие от своего брата, он интересовался искусством и, прежде чем оказаться в тюрьме, начал изучать экономику и управление сначала в Лондоне, а потом в университете в Калифорнии.
Маделин достала сложенный лист бумаги из кармана джинсов и вручила его Дойлу.
— О'кей, вот имя нашего информатора, — сказала она и встала, чтобы уйти.
— Подожди еще пять минут, — попросил он, удержав ее за руку.
Но она высвободилась из его лап. Тогда, чтобы задержать ее еще на несколько мгновений, он вытащил из кармана зажигалку и поджег бумагу, не читая.
— Хорошо, ты выиграла.
Она согласилась снова сесть, и он наполнил ее бокал вином.
— Почему ты не бросила этот долбаный Манчестер? — спросил он, закуривая сигарету. — Ты же всегда говорила, что хотела бы жить в Париже…
— А ты, почему ты не обосновался в Соединенных Штатах? Все эти агентства по недвижимости и рестораны, что ты купил в Лос-Анджелесе, — они для чего? Просто отмываешь деньги?
Он уклонился от вопроса, погрузившись в воспоминания:
— Ты хотела открыть цветочный магазин…
— А ты мне говорил, что хотел бы писать пьесы для театра!
Дойл улыбнулся при этом воспоминании. Театральный клуб в колледже. Это было в 1988 году. Ему было четырнадцать.
— Книга моей жизни была написана еще до моего рождения! Если ты родился в Читэм-Бридж
— Я думала, что всегда есть выбор, — ехидно заметила она.
Свет засиял в глазах Дойла, а затем его лицо на мгновение осветилось откровенной улыбкой, сделав его очень привлекательным. Трудно было представить, что это был тот же самый человек, что месяцем раньше отрубил мачете ноги и руки одному украинцу, который задумал обойти его. Она знала, что добро и зло сосуществуют в каждом человеке. Некоторые — по своему выбору или по принуждению — эксплуатируют лишь худшее в себе. Но в этот момент она задала себе вопрос, каким человеком стал бы Дэниел, сделай он ставку на светлую сторону своей личности, вместо того чтобы избрать извилистый путь, который обязательно должен был закончиться смертельным исходом.
То есть было две или три секунды, в течение которых время застыло. Две или три секунды благодати, когда им обоим вдруг снова стало по пятнадцать. Где они улыбались друг другу. Где Дэниел никогда никого не убивал. Где она не была копом. Где Элис не пропала. Две или три секунды, когда жизнь еще была полна добрых надежд.
Две или три секунды…
А потом один из парней вылез на террасу, и нездоровое очарование исчезло.
— Надо идти, босс, в противном случае мы прозеваем ямайца.
— Я догоню тебя у машины. — Дэниел допил свой бокал вина и поднялся. — Ты можешь рассчитывать на меня, Мэдди, но, возможно, мы видимся в последний раз.
— Почему?
— Потому что очень скоро я умру.
Она пожала плечами.
— Ты уже много лет говоришь так.
Дойл устало потер глаза.
— На этот раз всем нужна моя шкура: русским, албанцам, фараонам, офаковцам, [25] новому поднимающемуся поколению в районе, которое никого и ничего не уважает…
25
OFAC (Управление по контролю за иностранными активами) — филиал Министерства финансов США, занимающийся, в частности, борьбой с отмыванием денег.
— Ты всегда знал, что это закончится так, не правда ли?
— Рано или поздно, — сказал он, возвращая ей ее оружие.
Потом он посмотрел на нее в последний раз, и слова, которые он не готовил, сорвались с его губ:
— Наш поцелуй… Я часто вспоминаю его.
Она опустила глаза.
— Это было больше двадцати лет назад, Дэниел.
— Да, но я хотел, чтобы ты знала, что это воспоминание всегда со мной и я не жалею об этом.
В свою очередь, она посмотрела на него. Это было тяжело слышать, в этом было тяжело признаться. Это было что-то страшное, но мир не был черно-белым, и честность толкнула ее к признанию: