Зов чести
Шрифт:
Вырвав метательный нож из глазницы трупа, Котаро тут же отправил его в новый полёт. Коротко свистнув, отточенная сталь угодила в подставленный пластинчатый наплечник самурайского доспеха. Этой заминки Котаро оказалось достаточно.
Перекатившись по полу, синоби оплел ноги врага своими и сумел пошатнуть его. Хандзо вынужден был упереться в пол пяткой копья, и потерял время на эту попытку сохранить равновесие.
Забурлившая ярость опалила сознание Котаро беспощадным пламенем безумия. Взревев, синоби вцепился в оружие противника и мощным ударом ребром ладони переломил его. Хаттори всё-таки упал. Но тут же освободился от захвата
И увидел только его удаляющуюся спину…
Котаро бежал на пределе возможностей. Коридор петлял и извивался, огни факелов проносились мимо, размазываясь, словно хвостатые кометы. Котаро бежал, почуяв дыхание смерти. Бежал, чтобы выжить и однажды вернуться. И отомстить.
Выход из казематов вёл во внутренний двор замка сёгуна и находился между казармами асигару гарнизона. С натугой распахнув створку ворот, Котаро вышел на выложенную камнем площадь и глухо застонал.
На площади между казармами шла бойня.
Десятки самураев и сотни асигару стальным кольцом копий и мечей стиснули его учеников, навязав юным синоби неудобный открытый бой. Воинственные кличи, звон металла, крики боли, свист стрел… Всё это сливалось в смертельную какофонию битвы, обрамлявшую картину развернувшейся перед Котаро трагедии. Он видел как они падали. Один за другим. И не мог вмешаться, потому что Хаттори Хандзо немыслимым образом смог его опередить и уже заступил путь, отрезая от учеников. Напрасно гибнущих учеников.
— У меня нет времени отлавливать их по всему сёгунату. — как-то буднично сказал самурай и взмахнул обломком копья. — Тебе не уйти, Котаро. Ты больше не сможешь сказать Ей "не сегодня".
— Мне уже некуда идти, верно, Хандзо?
— Да. — кивнул Хаттори, подтверждая догадки синоби. — Всё ваши деревни оцеплены. Зачистка начнётся на рассвете.
Котаро закрыл глаза и прислушался. Звуки битвы впервые в жизни не звучали для него упоительной мелодией, зовущей и манящей, прекрасной и желанной. Голоса умирающих детей, которых он воспитывал последнюю дюжину лет, изменили всё. Слишком поздно изменили и слишком дорогой ценой.
Раскинув руки в стороны, Котаро сосредоточился и призвал свой Дар, совершая невозможное — вокруг него вспыхнуло кольцо гибельно-зеленого пламени. За доли секунды оно выросло до высоты человеческого роста, превратившись в миниатюрное торнадо. Извивающееся, гибкое, хищное…
Синоби подпитывал "технику" бахиром и собственной жизнью, щедро оплачивая свою месть тем, чего уже совсем не жалел.
— Красиво. Отважно. Достойно. Но бесполезно. — прогремел голос Хаттори Хандзо, прорываясь сквозь завывание огненного торнадо. — Ты сам выбрал свою участь. Мне жаль. Иного выхода нет…
И всё вокруг поглотила Тьма…
…Холодный воздух обжёг его тело, пробравшись за пазуху толстого домашнего халата. Воспоминания отступили. На время. На время они оставят его в покое, чтобы вернуться и снова и снова терзать его голосами гибнущих детей. Они вернутся. Чтобы он помнил то, зачем вернулся из Тьмы.
Новый мир. Он слишком понравился вернувшемуся из безвременья Тьмы. Комфортный, куда более мягкий и не такой жестокий, как эпоха Воинствующих Царств.
Котаро хотел жить. Жить свободно, без оглядки на прошлое, познавая и созидая. Но за
Ненависть карающим мечом нависала над ним. Воспоминания вернутся.
— Ты забрал моих детей, Хандзо. Мы сочтёмся, обязательно сочтёмся…
***
Выяснять отношения на поединках люди начали ещё до появления первой цивилизации. И чем дальше человек заходил в своём развитии, тем сложнее становилась доставшаяся нам от первобытных предков традиция.
Суд Чести стал, в своём роде, венцом этой эволюции. В Российской Империи подобное никогда не запрещалось, скорее наоборот: устав от раздирающих Русь боярских склок и скандалов, династия Рарогов в 1057 году издала указ, четко регламентирующий проведение подобных мероприятий. Дуэли не поощрялись. И в тоже время именно поединок становился тем кардинальным методом решения проблем, что либо принуждал стороны как-то примириться, либо гасил конфликт в связи со скоропостижной кончиной одного из поединщиков.
— Дуэль заявлена "чистой". Кровная месть победителю в ней запрещена. Вы подтверждаете статус дуэли, господин Хаттори?
Разглядывая расслабленно стоящего Шереметьева, я только молча кивнул головой Аскольду. Мозг же работал как вычислительная машина, обрабатывая поток поступающей информации о противнике.
Длинные руки и ноги давали ему небольшое преимущество в дистанции. Длинные, до плеча волосы цвета перца с солью Эдуард стянул в "хвост" и повязал сверху ярко-алую бандану; как и я, избавился от верхней одежды, оставшись лишь в сорочке с пышными рукавами и строгих замшевых брюках. Но если на мне были мягкие охотничьи сапоги, то Шереметьев выбивал по мрамору звонкую дробь каблуками стилизованных под старину башмаков. Сходство с придворным щёголем практически исчезло. Передо мной стоял вылитый флибустьер Карибского Моря.
Самый большой интерес вызывала его шпага. Нет, ШПАГА.
Почти метровая, острозаточенная полоса отливающего золотом сплава едва заметно мерцала цепочкой глифов, что спиралью обвивали клинок по всей его длине, от основания до самого острия. Кромка лезвий имела свой, отличный оттенок фиолетового цвета, словно намекая на свои особые свойства. Витой эфес почти полностью скрывал кисть моего противника, но мне удалось рассмотреть пару колец внутри него. Благодаря им Шереметьев мог легко поменять хват оружия, чуть ли не во время нанесения удара. Это предвещало коварные финты — непредсказуемые и смертоносные, если я допущу невнимательность или ошибусь.
В своем мече я был уверен. Оружие легендарного адмирала Поднебесной Империи, изготовленное из обломков вимана, хоть и не обладало особыми мистическими свойствами, вселяло достаточную уверенность и привычно лежало в ладони.
— Последнее напоминание, господа! Тот, кто нарушит правила и применит Силу, будет нейтрализован мной и в дальнейшем, его судьбу будет определять Трибунал Княжества. Не надейтесь на снисхождение. Трибунал не знает этого слова. Суд Чести объявляю открытым! — громогласно возвестил Аскольд, пятясь до тех пор, пока не слился с толпой зрителей. В тоже мгновение несколько аристо в разных концах холла воздели руки, ограждая нас от людей тончайшей пленкой полупрозрачных стихийных щитов. Огонь, Воздух, Вода и Земля. Оранжево-красный, небесно-голубой, ультрамариновый и изжелта-коричневый. Четыре Мастера-арбитра, чьей задачей являлось поддержание энергетических барьеров и фиксация посторонних возмущений Силы.