Зов Древних
Шрифт:
Впечатление создалось такое, будто Конан попал в один из кхитайских городов, где не то случились именины императора, не то вот-вот должна была состояться публичная казнь, до коего зрелища все кхитайские (да и не кхитайские тоже) зеваки были весьма охочи. Вся пещера была желтая, как речной песок, от этих бесчисленных узких лиц и голубая от сияния диковинных камней. И отовсюду таращились глаза — большие, черные, миндалевидные и очень неприятные.
Конан, Умберто и Арминий проникли в пещеру через самый, пожалуй, широкий выход и очутились на возвышении, спускавшемся вниз ступенями. Площадка эта была размером десять на шесть локтей, а дальше на ступенях и справа, и слева, и впереди колыхалось «людское»
Едва в пещере показались люди, гвалт, поднятый безумным сборищем, мгновенно утих. Тысячи или даже десятки тысяч огромных мерзостных глаз уставились на воинов. Драться с таким количеством паков было самоубийством, хотя Умберто, Арминий и Конан без труда могли закрыть туннель и противостоять довольно долго даже самой лучшей регулярной армии верхнего мира.
Но что было делать дальше? Четверо стрелков надежно прикрыли бы мечников, но ненадолго. Их запас стрел быстро иссяк бы, а у паков имелся нескончаемый резерв. Но паки уже заметили их, и прятаться снова в пещере было бы глупо. Искушенные в подземной войне нелюди быстро обложили бы маленький отряд и взяли бы его измором.
Оставалось одно: воспользоваться шансом и истребить всех главарей подземной расы, собравшихся, очевидно, на этой самой скале посредине, утыкать их стрелами, а потом, используя замешательство, прорубиться через зал. Эти десятеро, скорее всего, были жрецами, пытавшимися возродить рухнувший Канон или успокоить растерянный народ.
— Бриан! Евсевий! Стреляйте по этим! — Конан махнул рукой в сторону скалы.
Уже вбежавшие в зал Майлдаф и аквилонец дали залп. Двое карликов в белом рухнули как подкошенные, но главный — высокий, с рыжими патлами, завязанными на затылке лентой и собранными в хвост, остался цел. Он повернулся к людям и, злобно глядя на них, поднял обе руки. Следующие две стрелы были нацелены прямо ему в грудь, но, не пролетев и половины пути, они словно увязли в воздухе и бессильно упали вниз.
— Проклятие! Колдун! — прорычал Конан.
Тем временем некоторые паки опомнились, а у многих здесь были при себе луки. Понимая, что сейчас на них будут нацелены сотни стрел, Конан скомандовал:
— Назад, в коридор!
Еще одна стрела, выпущенная мастером быстрой стрельбы, Евсевием, исчезла в вопящей толпе, натолкнувшись на невидимое препятствие. А в следующие мгновения произошли сразу два события.
Паки дали разрозненный залп. Конан, Арминий и Майлдаф успели отступить под защиту каменных стен, и стрелы не задели их. Евсевия спасла пластинчатая броня, к тому же он стоял не посредине туннеля, а сбоку, и лишь немногие стрелы на излете коснулись его. При этом паки, повинуясь давнему безотчетному инстинкту, целились преимущественно по высоте своего роста, на два-три локтя от земли, и высокому Евсевию все стрелы, среди которых нашлись и те, что были с железными наконечниками, попали в доспех.
А вот сотник Умберто скрыться не успел, и стрелы там, где он стоял, легли гуще. Кираса отразила большинство из них, но не все. Острые железные наконечники продырявили сталь, а стрелы, летевшие в голову, остановить и вовсе было нечем: надеть шлем Умберто не успел. В пронзенной кирасе, со стрелами, торчавшими из шеи и головы, сотник упал, обливаясь кровью, и рапира со звоном выкатилась из мертвой руки.
И тут же на площадку выскочил Тэн И. На пальце у него горел перстень. Конан в горячке преследования успел передать их путеводную звезду аккуратному кхитайцу. Зачем рассудительный обычно Тэн И сунулся вперед, не смог потом объяснить и он сам.
— Скорее всего, я думал, что арбалетный болт пробьет колдовскую завесу,— говорил кхитаец неуверенно.
Так или иначе, но появление Тэн И произвело среди паков настоящий фурор. Они заорали так, что даже птичий базар на нордхеймском побережье
Как ни увлечен был Конан сражением, а что-то позабавило его в этом зрелище. Желтокожий, худенький, невысокий, с мелкими тонкими чертами лица Тэн И и такие же, только еще меньше, паки, толкавшиеся внизу, да еще и одетые почти так же: в прочные холщовые штаны, рубахи и кожаные дорожные сандалии. И лишь двумя чертами они разнились. Черные блестящие волосы Тэн И были коротко и аккуратно подстрижены, а желтые и рыжие гривы паков были отпущены чуть не до пояса. И, конечно, разными были глаза: доброжелательные узкие глаза кхитайца и огромные нечеловеческие миндалины подземных жителей.
Неизвестно, что именно вызвало такое возбуждение: или сам вид Тэн И, или его наружность, зеленый ли перстень на его пальце, горящий так, что видно было чуть не тысячу локтей, или все это вместе, или что-то еще, но паки разделились на два лагеря. Одни, очевидно, восприняли появление Тэн И как пришествие живого бога, готовы были пасть пред ним на колени и истово молиться об отпущении грехов. Другие — их было явное меньшинство — пытались, бушуя и кипя яростью, поскорее застрелить кхитайца из луков. Но им мешали их же собратья.
Подавляющее же большинство карликов и вовсе ничего не могло понять, и явно не знало, что им теперь делать, а лишь рассеянно озиралось и крутилось на месте. В пещере началась свалка.
Самым замечательным было то, что и в рядах высшего духовенства паков не виделось и следа согласия. Самый маленький и толстый жрец, поднатужившись, подпрыгнул и повис на руке у колдуна, отведя ее вниз. В коротышку сейчас же вцепился другой жрец, пытаясь оторвать его от главного, но малыш усердно отпихивался ногами. Двое престарелых паков — их волосы уже поседели — ожесточенно тузили друг друга, каким-то чудом не срываясь с довольно узкой площадки на скале. Еще один жрец, помоложе, пронес под одеждой оружие, и его противнику, зрелому мужу, который был на пару ладоней шире молодого пака в плечах, приходилось худо: он едва сдерживал руку молодого, в которой тот сжимал кривой нож. При этом все жрецы отчаянно переругивались между собой, но выкрики их тонули в общем шуме.
Неизвестно, чем бы все это кончилось, но Конан и Тэн И мгновенно оценили всю выгоду ситуации. Не дожидаясь, какая из партий одолеет, не дожидаясь, пока какому-нибудь удачливому карлику удастся единственный, но смертельный выстрел, Тэн И разрядил арбалет. А Конан просто махнул рукой, давая знак Майлдафу и Евсевию.
Колдун, видимо, еще мог защищаться, поскольку стрела Тэн И, пусть и в двух локтях от колдуна, все же остановилась, но длинные стрелы из луков он задержать уже не мог. Сзади из темноты выступил Кулан, и взоры двух колдунов встретились. Наверно, пак был куда более сведущ в колдовстве, чем пиктский юноша,— по крайней мере, Кулан не останавливал стрелы в воздухе, и даже его наставник Зогар не отличался подобным умением,— но пак увидел среди людей мало-мальски достойного противника и отвлекся на него.
Это последнее и склонило окончательно чашу весов судьбы. Стрела Евсевия продырявила колдуну горло, а горец попал ему прямо в глаз. Пак упал замертво. В это же время молодой жрец извернулся-таки и воткнул нож в бок своему противнику. Тотчас старый пак, куда-то подевавший своего ровесника — очевидно, спихнул все же его со скалы,— вытянулся во весь свой рост и провозгласил нечто на непонятном языке, свистящем, как ветер в горных ущельях.
Воцарилась долгожданная тишина. Затем старик обернулся к людям, все еще в ожидании нацелившим на скалу свои стрелы, и, указывая на Тэн И, выкрикнул, вероятно, какое-то приветствие, а после упал на колени и склонил голову. То же повторила за ним вся пещера.