Зов издалека
Шрифт:
— Я не думаю. Я знаю.
— Откуда?
— Во всяком случае, не из поддельных документов, удостоверяющих личность Греты Бремер, — сказал он. — Для этого надо было заподозрить, что они поддельные. Кстати, отличная работа.
Она кивнула. Или ему показалось, что кивнула.
— И ваш… внешний вид. Мне казалось, что вы не можете быть пятидесятипятилетней Бригиттой Делльмар.
— Вот видите. Я даже двигаться почти не могу.
— Я очень хотел верить, что вы Бригитта. Но это казалось невозможным. И подтверждений
— И почему же? С чего вы решили?
Он подошел ближе, встал рядом с каталкой и осторожно сунул руку за подушку под ее спиной.
— Вот с чего. — Он показал ей волос, едва заметный в слабом свете из окна.
— Мои волосы?
— Ваш волос, — уточнил Винтер. — Вы когда-нибудь слышали про ДНК?
— Нет.
— Вы никогда не слышали про ДНК?
— Вообще-то слышала. И что?
Винтер разжал пальцы, проследил, как волос медленно упал на пол и сел в кресло.
— ДНК содержится в клеточном ядре. Как правило. Но она есть и в плазме, так называемых митохондриях. Такую ДНК определять труднее.
Она что-то пробормотала. Винтер подождал немного, но за бормотанием ничего не последовало, и он продолжил:
— ДНК наследуется детьми от матери.
Она повернула голову, как обеспокоенная птица поворачивается на незнакомый звук.
— Вы все выдумываете.
— Нет. Это правда. Переходит от матери к ребенку… к дочери. Такая ДНК есть в тех тканях, где обычная ДНК отсутствует. Например, в волосах.
— Вы взяли мой волос еще в тот раз! Я помню! Вы встали у меня за спиной…
— Воспользовался случаем, — сказал Винтер.
— Чертово кресло.
— Значит, вы Бригитта Делльмар?
— Вы же так считаете.
— Хочу услышать это от вас.
— Какая разница? Для вас это важно?
— Да.
Она потерла свои изуродованные ноги.
— Да. Я Бригитта Делльмар. Но счастливее от этого никто не станет.
— И Георг Бремер вовсе не ваш брат?
— Нет. Он не мой брат.
— А почему он сказал нам, что он ваш брат?
— Думал, что может меня запугать. Я же была его сестрой все эти годы. Мне пришлось играть эту роль. Они так решили. — Она посмотрела в глаза Винтеру. — Но запугать меня он не мог.
Зазвонил телефон. Она сняла трубку, сказала «да» и несколько секунд слушала.
— Подождите… — Она зажала трубку рукой и повернулась к Винтеру. — Вы еще долго здесь пробудете?
Винтер решил не отвечать на этот дикий вопрос.
— Я потом позвоню, — сказала она и нажала на рычаг.
— Два дня назад вы звонили Бремеру.
— Откуда вы знаете, что это была я?
— А разве не вы?
— Я. Позвонила, когда он вернулся из полиции.
— А вы понимали, что мы будем проверять его звонки?
— Может быть…
— И почему тогда звонили?
— Ему пришла пора умирать. Он слишком долго жил. Он… убил
Лицо ее исказилось жуткой гримасой. Она откинулась в кресле, уткнулась в подушку и некоторое время лежала не шевелясь. Внезапно, у него на глазах, она постарела лет на сорок, теперь ей было не меньше ста. Что-то она шептала, неразличимое. Когда она выпрямилась, лицо ее было залито слезами.
— Я ему сказала: «Ты убил своего ребенка». Я это знаю. Он не знал, что я знаю… — Она почти кричала, это был слабый крик, словно издалека. — Он не знал, что это я во всем виновата.
Она внезапно замолчала и уставилась на Винтера.
Молчать и ждать, решил он.
Она опустила голову, чуть не коснувшись подбородком груди, но сразу подняла.
— Я сказала ему, что он убил своего ребенка. Я ему это сказала!
Винтер молчал. Под окнами опять прошел трамвай. Часы на стене внезапно остановились.
— Я сказала ему: «Ты убил своего ребенка. Потому что Хелена была твоей дочерью».
Она опять посмотрела Винтеру в глаза.
— Нет ничего страшнее убийства. А убить своего ребенка — это…
— Вы рассказали ему, что Хелена его дочь?
— Да.
— И это правда?
— Нет.
— Но вы ему это сказали?
— Я хотела, чтобы он страдал. Он никогда не страдал. Он не знает, что такое страдание. Не знает.
— А что вы имели в виду, говоря, что во всем виноваты?
— Она была моей девочкой, — произнесла Бригитта таким тоном, словно мысленно перенеслась на много лет назад. — Хелена была моей девочкой. Она была не похожа на других… Мы были не похожи на других.
— Она ваша девочка…
— Ей было очень трудно. — Она вдруг двумя руками схватила ладонь Винтера. — Она очень страдала… и в этом была моя вина. И я не выдержала… рассказала.
— Что вы рассказали? Что вы — ее мать?
— А? Да… она знала, что я ее мать. Она знала.
Ее пальцы то сжимались, то разжимались. Руки были теплыми и ледяными одновременно. Он чувствовал ее пульс.
— Когда она об этом узнала? — Винтер наклонился к Бригитте. — Когда она об этом узнала?
— Всегда знала… всегда знала, еще когда была малышкой.
— Но она же воспитывалась у приемных родителей. Много лет! И когда она вернулась сюда, она была… одинока.
— Она всегда знала. Она понимала. А когда вернулась, опять узнала.
И Бригитта рассказала. Она была ранена. После ранения они прятали ее, а потом она и сама пряталась ото всех так долго, что мир перестал для нее существовать. Нет таких препаратов, которые она бы не попробовала, чтобы покончить с жизнью. И каждый раз ее постигало разочарование. Она даже не знает, сколько лет это продолжалось. Не знала. Они позволили ей располагать частью денег, снабдили фальшивыми бумагами, и она вернулась в Швецию, к своему так называемому брату.