Зов пахарей
Шрифт:
Узнав, что мы из самого Муша, русские военачальники и молодые офицеры принялись нас обнимать, и все мы стоя выпили за освобождение Армении.
О, какой это был радостный день, какие прекрасные минуты! Глядя на этих офицеров, я понял, что и в русской Армении есть героическое поколение и что у всех нас одна забота – наша Армения.
В крепости выстрелила пушка. Дро и лориец Сраб достали большие карманные часы, стали переводить стрелки. И шорник Аршак занялся тем же, и все офицеры. Нам объяснили, что три раза на дню в Карсе на цитадели стреляет пушка и жители города
Лориец Сраб отвел меня и мушца Тиграна в какой-то дом в ущелье, рядом с каменной грядой Слан. Там мы и заночевали.
Наутро Сраб сказал:
– Пойдем через ущелье, нам надо попасть в Александрополь.
В тот же день мы покинули Город-крепость.
Обет, данный на склоне горы Александрополь возведен на равнине, против горы Арагац. Семь церквей в нем. Семь церквей и один знаменитый базар. Местные жители называют свой город Гюмри.
В первый же день нашего пребывания в Гюмри с нами случилась беда – похлеще, чем история в гончарной мастерской.
На северо-западе Александрополя находится большая крепость, за ней – ущелье, называющееся Черкес. Лориец Сраб вместе с одним александропольцем, по имени Подвальный Ваго, пошли к этой крепости за пулями для нас, а мы с мушцем Тиграном решили пройтись, посмотреть город.
Так же, как и в Городе-крепости, здесь было множество армян-военных, и у всех сабли свисали до пят и поражали нас своим блеском. Глядя на них, мушец Тигран вдруг возьми да и вытащи свой маузер – привязал к поясу и загордился, возомнил, что он уже в свободной Армении. Сначала мы пришли в городской сад, где гуляло множество народу. Почему-то все вытаращились на нас, в особенности на Тиграна уставились, на деревянную рукоять его маузера поверх черной лохматой абы.
Куда-то мы зашли перекусить, – кажется, это было на Александровской улице, возле «Семи ран». Потом снова пошли бродить по городу. Прошли мимо церкви Спасителя, спустились в квартал Кузнецов и вернулись назад. Это был уже второй настоящий, благоустроенный город после Карса. Опустился вечер. Всюду зажглись фонари – на столбах, на фасадах домов, в витринах магазинов. В нашем краю такого не было. В особенности поразили нас цветные огни в витринах. Мы остановились возле одной из них. За стеклом были разложены громадные куски сахара. И сахара в стране султана не было.
В это время подходит к нам какой-то гюмриец и говорит, дотронувшись до Тигранова маузера: «А то, чем стреляют, внутри?» Тигран быстро оборачивается и, выхватив маузер, палит в воздух, потом спокойно дует на ствол и продолжает как ни в чем не бывало рассматривать витрину.
– Вай-вай-вай! – кричит пьяный гюмриец, растянувшись на тротуаре от страха.
– Ну что, ослиная башка, понравилось? – говорит другой гюмриец, который, оказывается, стоял неподалеку и все видел.
Нас могли арестовать за стрельбу, но тут, к счастью, подоспели лориец Сраб и Подвальный Ваго – они затолкали нас в фаэтон и увезли к казармам под названием «Казачий пост».
Возле казарм находились бахчи. Здесь нас поджидал молодой гюмриец по имени Мастер Григор. Рядом стояли
Я и сам был горячий мушец и не мог так уж винить Тиграна за этот выстрел. И все же гайдук должен быть осорожен. Особенно в чужом городе. Да, случился непорядок, надо было уносить ноги.
Пустив вперед ослов, мы двинулись в путь. Вдруг совсем близко от нас послышался глухой шум, следом раздалось сильное шипенье, и наши ослы пропали в клубах белого пара.
– Пар это. В нашей стране все двигатели на пару работают, – объяснил нам Подвальный Ваго, глядя на поезд, проходивший совсем рядом.
– Да что ты говоришь, парень! Ежели б так, дзитохценские бани давно бы до Америки дошли, – сказал Мастер Григор, выволакивая ослов на дорогу.
Подвальный Ваго и Мастер Григор ушли огородами, а мы трое – я, мушец Тигран и лориец Сраб – погнали ослов к Кохбу. Кохб славился своей солью. Мы добавили к нашей поклаже несколько мешков с солью и двинулись через Игдир к Оргову.
На склоне Масиса показался родник Сурб Акопа. Как только Тигран узнал, что мы у подножья Масиса, снова в нем заговорил сумасброд мушец. Пристал – давайте, мол, поднимемся на вершину Масиса. Неизвестно, говорит, придется ли нам еще когда-нибудь побывать в этих краях, а тут до вершины священной горы, можно сказать, рукой подать. И Тигран стал уговаривать лорийца Сраба постеречь ослов, пока мы с ним поднимемся на вершину.
Стояла осень, для восхождения самая удобная пора. И, честно говоря, предложение мушца Тиграна пришлось мне по душе, хотя, конечно же, думать о восхождении на Масис в нашем положении было полнейшим безумием. Ведь главное для нас было благополучно доставить ящики с патронами Геворгу Чаушу.
– Послушай, Тигран, – сказал я, – давай-ка мы от этого дела откажемся, не нужно нам сейчас на Масис идти, бог с ним.
Наш провожатый добавил, что Масис вовсе не та гора, чтобы спокойно привязать осла, подняться на вершину и тут же спуститься. На вершине бушуют ветры, даже летом там сильнейшие бури. И он стал вспоминать о многих местных и чужеземных путниках, которые, вздумав подняться на вершину, пропали без вести, дойдя до границы вечных снегов.
С большим трудом нам с лорийцем Срабом удалось отговорить Тиграна от опасного восхождения. Мы дали ему слово, что, когда настанет свобода, мы все трое, если будем живы, пойдем устанавливать знамя свободы на этой вершине.
– Даже если из нас останется в живых только один, он должен выполнить этот обет, – не унимался Тигран.
– Давайте руки! – воскликнул лориец Сраб и первый протянул свою.
И мы трое, соединив руки, молча опустились на колени перед нашей великой горой.
Мы пришли к тому месту, откуда явственно виднелась та извилистая тропа, по которой шли мы из села Алюр в Город-крепость, в Карс то есть. Опасно было возвращаться той же дорогой. Сраб посоветовал нам пройти возле Хой-Салмаста. Он проводил нас до склонов Малого Масиса, до самого города Маку.