Зов пахарей
Шрифт:
«Сынки, еду я вам принесла тайком от всех, даже дома не сказала о вас».
* Азнив – честный, порядочный.
Непривычно молчалив был Аладин Мисак. Ни слова не проронил. Мушец Тигран – тот, наоборот, был страшно возбужден, беспокоился, отчего это не идет Рыжий Давид.
Вдруг послышались какие-то голоса. Я высунул голову, чтобы посмотреть, не случилось
– В Бингёл идете? – спросил я по-курдски.
– В Бингёл, в Бингёл, – хором ответили мне.
– И я с вами, – сказал я.
Это была единственная возможность отвести их от сарая, а по пути, подумал я, что-нибудь сообразим. Но так получилось, что я не сумел от них оторваться и дошел с ними до самого Бингёла. На восточной стороне этой горы расположены летние дома армян, а на западной живут курды. Выяснилось, что мои курды идут в Бингёл, чтобы принести льда своим хозяевам.
И вышло, что я тоже иду с ними за льдом. Продажей снега и льда занимались обычно жители села Мжнкерт. Летом, в самую жару, они шли за снегом и льдом в окрестности Бингёла и торговали льдом на базаре Хнуса.
Из царства черных змей да в бингёльские благословенные горы. А ведь было время – я мечтал попасть в Бингёл и найти цветок брабиона. Найти его и обрести счастье. Я вспомнил ванца-кладоискателя: «Идите в Бингёл, в Бингёл идите, в Бингёл».
И вот я в Бингёле. Где та вершина, от которой если пройти столько-то шагов, да в такую-то сторону, да при этом поститься, непременно найдешь бессмертный цветок.
Курды все разбрелись, время от времени они перекликались, и то тут, то там возникал их красочный наряд. Вскоре я потерял всех из виду.
В Бингёле тысяча родников, и все они похожи один на другой; здесь легко заблудиться: ты можешь отойти от одного родника и через пять минут вернуться к нему же, полагая, что нашел новый родник. Но что мне родники, мне был нужен бессмертный цветок. Только как его найти?
В Мушской долине говаривали: «Гранат из ущелья Салпа хорош, а в Бингёле – вода». Гранаты из Сална я никогда не ел, но воду Бингёла попробовал. Я испил воды из семи разных родников, из каждого по глотку, а возле последнего лег и проспал до утра. Когда я проснулся, моей арахчи не было, взамен ее обнаружил возле себя курдский колоз. Кто это сделал, кто подложил его мне, я так и не узнал. Что ж, сказал я себе, кто-то позаботился обо мне, с колозом на голове мне легче будет вернуться к Черному мосту.
Повертел я в руках подарок – колоз, напялил его себе на голову и огляделся.
На вершине горы был снег. Я дошел до снежной черты и остановился. Глазам моим открылся весь Бингёл. Благословенная, с сочной луговой травой, сказочная страна. Под ногами моими – снег и птицы, над головой – синее небо и райские птицы.
«Ну, раз колоз мне дали, наверное, и осел
Я быстренько отломил большой кусок льда с фиалкой на краю и побежал к каравану. Я положил лед на упрямого верблюда, погладил его горб, и вдруг он вытянул шею и разом встал, а я очутился у него на горбу. Медленно покачиваясь на своем верблюде, я пристроился в хвост каравану.
Погонщик каравана был армянин из Мжнкерта и вез лед для жителей Хнус-Берда. Он обрадовался, что я пригнал его верблюда, и дал мне опилок, обложить лед, чтобы тот не растаял по дороге.
Вот так, с чужим колозом на голове, сидя на чужом верблюде, под звон колокольцев спустился я с Бингёла.
В Хнус-Берде стояла немыслимая жара. Мжнкертцы и хнусцы мигом раскупили весь лед.
– Лед из Бингёла? – спросил какой-то мужчина, подбегая к нам.
– Из Бингёла, но уже весь, – ответил хозяин каравана.
– Больной у меня, просит льда бингёльского. Хотя бы несколько кусочков.
Я отдал ему весь свой лед.
– Где ваш больной? – спросил я у него.
– В Шапатине.
Мжнкертский погонщик каравана двинулся в обратный путь, а я, поблагодарив его, направился с моим новым знакомым к Шапатину.
Мы прошли села Арос и Эльпис. Харамик с его каменными грядами остался где-то выше.
– Вчера мы видели в этих краях тысячи черных змей, куда они все подевались?
– Они показываются раз в год, в ночь на Вознесенье. А сейчас они все попрятались, – ответил мой попутчик.
– Вы не знаете, в вашем селении стоят войска? – поинтересовался я.
– Нет, никого нет.
– Что, и эти у вас в год раз показываются?
– Нет, эти чаще приходят – раз в месяц. Вчера их двадцать пять человек у Черного моста было. Этой ночью убрались; говорят, в Вардовские горы.
Поздно вечером, пройдя Шапатин, я добрался до Черного моста. Мушец Тигран и Аладин Мисак ждали меня в том же сарае. Рыжий Давид спал, растянувшись на соломе. От моих шагов он тут же проснулся.
Все они чрезвычайно были удивлены, увидев меня в чужом колозе, вдобавок в руках я держал фиалку.
– Где тебя носило? – спросил мушец Тигран сердито.
– С Бингёла иду, – сказал я.
– Мне не дал подняться на Масис, а сам дошел до Бингёла! – закричал он.
– Так вышло.
– Что это за цветок у тебя? Не брабиона ли?
– Я дошел до самой высокой вершины в Бингёле, но цветка брабиона не нашел. А это горная фиалка.
Из Хнус-Берда в Муш вел большак. Рыжий Давид сказал, что по большаку идти опасно. Он повел нас мимо озера Назик, привел к склонам Гургуры, а сам вернулся в Хнус.
От пастухов мы узнали, что село Шамирам окружено большим войском, а дорога перекрыта. У подножья Гургуры есть пещера – про нее только местные жители знают. Мы спрятали туда наш груз и, взяв у пастухов хлеба, поднялись на Немрут. Две ночи провели мы на вершине Немрута. Я нашел ту скалу, возле которой увидел впервые Родника Сероба. Я вспомнил Родника Сероба и, вытащив из-за пазухи табакерку Арабо, свернул первую в своей жизни цигарку.