Зов пахарей

Даштенц Хачик

Макар с ребятами поднимались по горной тропинке, а мы стоя глядели им вслед. Вдруг шеникец Манук бегом вернулся и как закричит:

– Чоло, Чоло, не оставь моих деток сиротами!

Чоло не выдержал, заплакал, как малое дитя.

Через день Ахо и гелиец Пето вернулись. И Пето рассказал:

«Спаханский Макар отправил шеникца Манука в монастырь за женой Геворга Чауша и мальцом, а сам с ребятами прошел Куртык-гору и на рассвете вышел к Фетаре. И вдруг видим – идет шеникец Манук, ведет Егинэ и малого Вардгеса на руках несет. Дядюшка Макар обрадовался и говорит: «День в Фетаре проведем, отдохнем, а ночью отправимся в путь». Только он это сказал, а Ахо нам говорит:

«Это что за черная полоска на горе, овцы это или же козы?» Но не овцы это были и не козы. Что же тогда? Послали мы одного крестьянина, чтоб поближе подошел, посмотрел, в чем там дело. Крестьянин вернулся и говорит: «Не овцы и не козы, османское войско это, ищут жену Геворга Чауша и ребенка, а еще тех фидаи, которые увели их из монастыря».

Старик Макар, который думал день в Фетаре провести и передохнуть, надел трехи и встал. Он приказал мне с тремя ребятами залечь возле Торчащего Камня у Амре Гяли, а сам решил продвигаться вперед по склону. Шеникцу Мануку он велел двигаться следом. Надо было без выстрелов пройти сквозь войско.

– А как же быть с Егинэ? – спросил шеникец Манук.

– Сынок, аскяров много, а судьба у меня, видать, черная, – сказал дядюшка Макар. – Мы Егинэ с мальцом с собой взять не можем. Парня отдай первой попавшейся армянке, даст бог, спасется ребенок, а Егинэ не должна живой достаться врагу, нельзя допустить надругательства. Убей ее и догоняй нас.

Мы с Фетара Ахо были уже возле Торчащего Камня и вдруг видим, враг открыл огонь – взял в кольцо Макара с Мануком. Стали мы сверху стрелять, а окруженные ребята – снизу. Расчистился маленький кусок, и дядюшка Макар с Мануком добрались до нас. Враг был внизу, у подножья, а мы все – на вершине Амре.

Но верно сказал князь Макар – судьба у него была черная. От монастыря св. Ована подошло свежее войско и перекрыло все подходы к Амре. Мы вынуждены были отойти по единственной свободной тропе.

Быстро мы шли, а Макар старый, ноги уже не держат. Дошли мы до шалаша одного знакомого курда, взяли у него хлеба и пошли дальше. Макар, видим, совсем выбился из сил. Взяли у того же курда осла, посадили на осла Макара. Надо было одолеть Чанчик-гору – тогда бы мы вышли к Шенику.

Макар ослабел, даже с осла падал, он попросил нас пристрелить его, а самим подумать о своем спасении. Но у кого рука поднимется на дядюшку Макара? Сняли мы с него оружие, сняли патронташ, думали – легче ему станет. Но нет. А враг быстро догонял нас, уже в нескольких шагах был. Первая пуля достала спаханского князя. От раны Макар разгорячился, поднялся с земли и пошел – с нашей помощью, правда… Уж не помню как, но добрались мы до вершины Шеника.

Внизу лежала долина Семи Ложек, а чуть подальше начинались раздольные луга Мркемозана, Хошканский старейшина курдов Рзго-ага должен был быть где-то неподалеку. Рзго был старым знакомым спаханского князя. Макар попросил оставить его в летнем доме Рзго, а самим идти дальше, пока войско нас не настигло.

Шеникец Манук не согласился оставить раненого Макара у курдов. «Я дал слово умереть с тобою, дед», – сказал Манук и остался с Макаром.

А мы пошли дальше. Я издали уже увидел, как пошел Манук к палатке старейшины, чтобы распорядиться насчет Макара. Вдруг один из курдов Халил-аги, находившийся тут же, в ярости опустил топор на шеникца Манука. Манук не растерялся. Выхватил ружье, двух-трех курдов уложил наповал, еще нескольких ранил, а сам, раненный в руку, побежал в сторону Шеника, родного своего села. Макар остался один. Курды Халила набросились на раненого, к тому же безоружного старика, и прикончили его топорами и кинжалами.

Манук

бежал вниз, к Шенику, и стрелял, призывая на помощь односельчан, но село было окружено войском, подошедшим из Семала. И шеникцы, поднявшись на свои кровли, беспомощно смотрели на земляка своего Манука. И тогда гайдук в гневе разбил о камни винтовку и, вспрыгнув на скалу, под которой зияла пропасть, выстрелил себе в лоб и упал, как орел, в бездну.

Один турецкий офицер, увидев эту героическую и красивую смерть, воскликнул: «Жаль, джигит, что тебя армянка родила!»

Отстреливаясь, мы дошли до ущелья Ласточек – это возле самого Семала. Мы были спасены. Но не было больше с нами дядюшки Макара и шеникца Манука…» …Когда гелиец Пето закончил свой рассказ, нам всем показалось, что мы слышали сказку о какой-то легендарной битве, случившейся давным-давно с неведомыми богатырями.

– А что стало с Егинэ и младенцем, ведь Макар собирался отвезти их в Сасун? – спросил я.

– Ну да, шеникец Манук привел их из монастыря, чтобы Макар отвел в Сасун. Но я же рассказал, как все получилось. Шеникец Манук отдал ребенка какой-то старухе, а мушец Тигран, переодевшись женщиной, повел Ехсо в Мушскую долину.

В медвежьей берлоге Прятаться в пещерах стало опасно. В глубине леса я нашел замечательное укрытие. То была медвежья берлога. Я уже три месяца не брился. Волосы мои спутались с бородой, всем обликом своим я походил на медведя еще более, чем сам хозяин леса.

Наклонился я, заглянул в берлогу. Большой серый зверь, положив голову на лапы, спокойно дремал в глубине берлоги. Он поднял голову и увидел меня. И был поединок между мною и этим зверем. Я убил медведя, и, вытащив его тушу из берлоги, подвесил на дерево. Потом набрал листьев и травы и, выделав медвежью шкуру, постелил ее в берлоге.

И вот я лежу в своей новой обители на мягкой медвежьей подстилке и все думаю, ломаю голову – что же стало, думаю, с Егинэ и Вардгесом, с женою и сыном Геворга Чауша? После гибели спахакского Макара и шеникца Манука я перед богом отвечаю за их жизнь.

Прошла неделя, другая – мушец Тигран не показывался. Тысяча разных догадок возникла у меня. Может, думаю, их нашли и убили по дороге, может, арестовали и препроводили в Багеш, а может, Тиграм убил Егинэ и теперь не смеет показаться мне на глаза?

И вот однажды, под вечер дело было, перед моим пристанищем возник мужчина в женском платье, на руках младенец, рядом Егинэ, жена Геворга Чауша.

Мужчиной в женском платье оказался Тигран. В женском платке, повязанном на манер мушских женщин, под самым носом, он и в самом деле был похож на женщину, не отличишь. У него был крайне усталый вид.

Я знал, что Тигран способен на самые неожиданные поступки, и все же увиденное мною превосходило все прежние его выходки.

Я развел огонь, и мы вместе поужинали остатками медвежатины. А потом мушец Тигран рассказал:

«По приказу дядюшки Макара шеникец Манук отдал младенца Вардгеса одной фетарской старухе. Но Егинэ села рядом и не уходит, не может расстаться с ребенком. Я тяну Егинэ за руку: пошли, мол. А фетарская старуха ей: не ходи, Егинэ, тебя убьют. Егинэ встала на колени передо мной и говорит: Тигран, или ты умрешь, или спасешь жену Геворга и его ребенка. А убьешь меня, вся нация будет считать убийцей матери». Ужасное было положение. Я знал, что все дороги перекрыты, что надежды на спасение нет. И я подумал: ладно, будь что будет! Оделся женщиной, взял Егинэ и Вардгеса, пошел к Мушу. Потому еще женщиной оделся, чтобы свои же не убили, увидев гайдука рядом с женщиной.