Зов предков

Стил Даниэла

На следующий день Тристан и Вачиви тронулись в обратный путь. Утренний воздух был прохладен, и маркиз заботливо укутал Вачиви пледом, а сам закутался в плащ. Первые несколько часов пути Вачиви дремала, но потом проснулась, и дальше они ехали, беседуя друг с другом. Ехали они небыстро, останавливаясь не только на ночлег, но и для того, чтобы пообедать в придорожной харчевне, и все же обратный путь показался Вачиви намного короче. Тем не менее, когда карета наконец начала взбираться по крутой дороге, ведущей к Шато де Маржерак, было уже очень поздно. В замке все спали,

и маркиз пожелал Вачиви спокойной ночи, предупредив, что сундуки с вещами принесут в ее комнаты завтра: долгое путешествие утомило и слуг, к тому же он боялся, что шум может потревожить детей.

На следующий день, еще до завтрака, Вачиви поспешила подняться в детскую, чтобы рассказать детям о Париже и о приеме во дворце короля. Агата тотчас заявила, что тоже хочет блистать при дворе, и Вачиви заверила девочку, что, когда она подрастет, отец непременно возьмет ее с собой и будет очень гордиться ею — своей маленькой принцессой.

— А ты тоже поедешь с нами? — с надеждой спросила Агата, и Вачиви не знала, что ответить девочке. А Тристан, который неслышно вошел в детскую и теперь стоял в дверях, тоже ждал ее ответа с замиранием сердца.

— Я не знаю, как долго буду здесь, с вами, — честно ответила Вачиви после долгой паузы. Она не считала возможным лгать детям, да и кому бы то ни было другому тоже. Каким бы трудным и неудобным ни был вопрос, Вачиви никогда не уходила от прямого ответа. Этому научил ее отец, когда она еще была девочкой, а Вачиви была уверена, что именно мудрость и честность сделали ее отца великим вождем своего народа.

Тем не менее она сочла необходимым подсластить пилюлю.

— Видишь ли, Агата, это будет еще не скоро. За это время я успею состариться и… Нет, я не знаю, что тогда со мной будет и где я буду жить.

— Но я хочу, чтобы ты жила здесь, с нами! — с волнением воскликнула девочка.

— Если ты этого хочешь, значит, так и будет, — сказал Тристан, делая шаг вперед, и Вачиви вздрогнула от неожиданности.

— В таком случае вам всем придется обучаться верховой езде до тех пор, пока вы не научитесь всему тому, что умею я, — сказала Вачиви и улыбнулась. Для всех — и в первую очередь для нее — это был очень неловкий момент. — Я, конечно, буду в это время уже старенькая, и мне придется ездить на Агатином пони, — пошутила она, разряжая атмосферу, и дети захихикали. Потом дети заговорили с отцом, а Вачиви, воспользовавшись этим, бесшумно выскользнула из комнаты и вернулась к себе.

Вскоре Тристан зашел к ней.

— Детям очень хочется, чтобы вы остались, — сказал он. — И я тоже этого хочу, — добавил он по своему обыкновению вполне искренне. Ответ Вачиви не успокоил ни его, ни детей, и когда Вачиви покинула детскую, они долго об этом говорили.

— Простите, Тристан, что огорчила детей, но я не могу вечно пользоваться вашим гостеприимством. Мне бы не хотелось быть навязчивой, — ответила она с достоинством.

— Вы вовсе не навязываетесь, — сказал он. — Дети… и я очень рады вам. С вашим появлением Матье и Агата очень изменились и повеселели. — Маркиз откашлялся и добавил голосом, в котором слышалось волнение: — Я…

я тоже чувствую себя почти счастливым, когда вы рядом, Вачиви. Я не говорил этого раньше, но теперь говорю.

И Тристан заглянул ей в глаза — заглянул и понял, почему брат полюбил эту женщину. Она была одновременно и нежной, и сильной, и еще бесконечно доброй. В чем-то Вачиви могла быть неуступчивой и жесткой, а в чем-то мягкой, словно воск. Возможно, у нее и были какие-то недостатки, но Тристан не желал их замечать: Вачиви казалась ему идеалом женщины. Да и в том, что она сумеет стать хорошей матерью его детям, он ни секунды не сомневался. К сожалению, правила этикета не позволяли ему прямо заговорить с Вачиви о своих намерениях, поэтому Тристан лишь спросил:

— Вы останетесь с нами?

— Так долго, как вы захотите, — прямо ответила Вачиви, опуская глаза. Тристан, кивнув в знак признательности, быстро вышел.

Снова они увиделись лишь через несколько часов. Вачиви гуляла в саду, там ее и нашел Тристан. Некоторое время маркиз молча шел рядом с девушкой, потом оба сели на скамью над обрывом.

— Иногда мне кажется, что вы жили здесь всегда, — негромко сказал Тристан.

— Мне тоже, — ответила Вачиви. — Но я часто вспоминаю свое селение, отца, братьев…

— Вы по ним скучаете?

Она кивнула. Одинокая слезинка скользнула по ее щеке, и Тристан ласковым движением стер ее согнутым пальцем. Он впервые прикасался к ней так, и от этого прикосновения в нем будто что-то перевернулось. Не в силах сдержать себя, Тристан порывисто наклонился и горячо поцеловал Вачиви в губы. Он, впрочем, тут же выпрямился — ему не хотелось, чтобы Вачиви решила, будто он злоупотребляет своим положением хозяина дома. А она действительно была изумлена. Раньше Тристан никогда не показывал своего особенного интереса к ней, и теперь Вачиви не знала, как ей следует вести себя с ним. Рассердиться? Но она не могла сердиться на него!

А Тристан уже понял, что пути назад нет, да он и не собирался отступать. Этот его порыв не был неожиданным, Тристан лишь не хотел отпугнуть девушку и решил выждать еще какое-то время, но поездка в Париж заставила его принять иное решение. Он должен сказать Вачиви все сейчас, чтобы она не сомневалась в чистоте и искренности его намерений. Тристану не нужна была любовница — ему нужна была жена.

Такая, как Вачиви. Нужна только она. И никакая другая.

— Я хочу, чтобы вы оставались в моем замке до конца своей жизни, до конца наших жизней, — с волнением сказал он, но Вачиви снова ничего не поняла.

— Вы необыкновенно щедры, Тристан, — ответила она, — но если вы когда-нибудь женитесь, вашей жене может не понравиться присутствие в замке индейской девушки. Во всяком случае, объяснить это будет довольно трудно. — И Вачиви смущенно улыбнулась. Его недавний поцелуй казался ей своего рода минутной прихотью, чудачеством, которое больше не повторится. Когда ее поцеловал Жан, она сразу поняла, что он влюблен в нее, но Тристан был другим — всегда спокойным, выдержанным, вежливым. Не в его характере было открыто демонстрировать свои чувства.