Зов тьмы
Шрифт:
– Семью... – ответил он. – Тебя...
Истинная правда! Безоговорочным условием для поступления на службу в Армию оказался отказ от своего прошлого, от своей матери из Низшей Касты и, самое главное, – от отца. Ему пришлось отказаться и от наследства, чтобы подчеркнуть свое неприятие поведения собственного родителя.
Даннор ожидал, что Триеннор подтвердит ответ. Тогда можно продолжить речь... И вдруг сын увидел боль в глазах отца.
Такой реакции он мог ожидать от того замкнутого человека, который все время проводил, сидя у окна. Но уж никак от человека, с которым
Триеннору потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя, убрать выражение страдания и боли со своего лица.
– О, Боги! – сказал он. – Я даже не подумал об этом. Просто имел в виду, что ты потерял в себе, в своей душе... возможность смотреть на мир глазами человека, а не военного болванчика, видеть дальше предписанных задач – саму правду.
Сердце Даннора почти остановилось, охваченное холодной рукой неясных предчувствий.
– Что ты имеешь в виду? Перемены в моей, душе? Но я – это я!
Триеннор покачал головой.
– Нет. Ты только так думаешь. Но пока ты преследуешь, как убежден, свои цели и амбиции, ты следуешь их целям и задачам. Ты – самый обычный рядовой винтик в громадной военной машине. – Он тяжело вздохнул. – Я тоже был таким винтиком...
И снова повисло тяжелое облако глубокого молчания, прерываемое только криками голодных птиц, которые кружились над застывшей водой.
– Ты горюешь о смерти матери, – сказал Даннор, – поэтому так говоришь... Из-за этого присоединился к людям, которые шепчутся по углам.
Впереди показалась пристань. Рядом угадывались силуэты рыбацких баркасов, покачивающихся на волнах.
– Нет, – возразил Триеннор. В его голосе послышались злые нотки, хотя на лице это никак не отразилось, – не из-за горечи... Я думал подобным образом еще задолго до смерти матери. Она, конечно же, говорила тебе, что я знал о наказании, которое последует в случае моей женитьбы на ней?
– Да, говорила.
– В то время я полагал: мой поступок обусловлен только моей любовью к ней. Я, действительно, любил ее... Но на самом деле мне пришлось уйти из Армии не из-за матери. Просто я видел вещи, с которыми не мог мириться, в Конфликтах, в обществе... А самое главное, в самом себе. Я не мог больше оставаться прежним, но и не мог победить эту систему... По крайней мере, так я думал тогда. Поэтому мною был выбран путь трусливого зайца: женился на твоей матери и вынудил руководство отстранить меня от дел, которые органически не переносил.
Даннор слушал высказывания отца и начинал понимать его странные бдения у окна. Триеннор, оказывается, искал не новых возможностей для осуществления своих планов, а – храбрости.
Теперь, видимо, отец нашел ее... Но куда она завела его?
– Конечно, я не понимал этого, пока мать не умерла. Но затем у меня открылись глаза. Я увидел, что есть множество людей, думающих точно так же, желающих кардинальных перемен.
Молодому человеку такое добавление не понравилось, и он возразил:
– Ты не можешь игнорировать закон. Они все равно раздавят вас, сколько бы вы не сопротивлялись.
Триеннор рассмеялся неприятным
– Ты не прав... Власти менее сильны, чем это кажется. Просто еще никто не посмел бросить им вызов.
– И ты собираешься сделать это?
Даннор смерил отца оценивающим взглядом. Старик пожал плечами. Они подошли к дощатому настилу, ведущему к самому берегу. Вдвоем по нему пройти оказалось невозможно, и Триеннор сделал первый шаг.
– Ты смотришь Конфликты, – бросил он через плечо сыну, скорее утверждая, чем спрашивая, – Я включаю их, – поправил Даннор, – но смотрю не всегда.
– Ты заметил в передачах что-нибудь новое?
Молодой мужчина задумался, внимательно следя за рискованным полетом птицы, пикирующей под настил.
– Вообще-то, кое-что в Конфликтах, действительно, изменилось...
Сражения стали более грандиозными, кровавыми... Ты об этом?
– Точно, – Триеннор хмыкнул. – Ты, значит, тоже увидел... Хороший знак!
– Знак чего?
Но отец, казалось, не расслышал.
– Ты заметил необычных участников? – Достигнув пристани, старик остановился. – Ну, кого-нибудь, кто слишком выделяется?
Даннору хотелось, чтобы ответили сначала ему. Но сегодня шла игра, правила которой диктовал отец. Она началась с того самого момента, как он появился неизвестно откуда.
– Нет. Разве они все не такие, как всегда?
Он присоединился к Триеннору на пристани, и они снова пошли рядом.
Сбоку о чем-то своем шептала река на неторопливом невнятном языке.
– Мог бы и заметить одного, – ответил старик. – Он – клахкиммбриец.
Судя по серьезному выражению лица, отец не притворялся. Да он и не думал шутить...
– Что ты имеешь в виду? Как клахкиммбриец попал на Конфликты?
Глаза Триеннора сузились.
– Просто. Его туда отправили. Он политический преступник, и власти избрали для него такой вид наказания.
Даннор покачал головой, выражая сомнение.
– Перестань. Последний солдат-клахкиммбриец вернулся домой еще шестьдесят лет назад. Сегодня такое просто невозможно!
– Почему же? – поинтересовался отец. – Потому что это будет варварством? И все же мы, не колеблясь, подвергаем этому варварству инопланетян, разве не так? Мы называем их преступниками за появление в атмосфере нашей планеты, а затем депривируем их память, чтобы они ничего не знали. Вот в кого "мы превратились – в людей, готовых вернуть рабство, не обращающих внимания на смерть, если это служит нашим целям. Или, точнее, целям Конфликтов... И после этого ты думаешь, что с клахкиммбрийцами подобное невозможно?
– Конечно! Потому что, если это случилось с одним из нас, то может случиться и со всяким.
Триеннор кивнул.
– Ты прав. Меня это тоже задевает. Но знаешь, среди бойцов на самом деле есть клахкиммбрийцы... Могу даже назвать одно имя – Ралаккай. Всего несколько недель назад он "шептался" с нами в той самой темной комнате.
Ралаккай... Даннор слышал это имя перед тем, как его поймали у дверей.
– И его арестовали за ваши разговоры? Отец покачал головой.
– Не только... Еще за саботаж на фабрике, принадлежащей Члену Совета.