Зов ягуара
Шрифт:
На целый день погрузившись в историю черепа Митчеллов-Хеджесов, Мэт ощущал близость первозданного мира богов и древних мифов. Глядя на вершину горы, освещенную заходящим солнцем, он невольно подумал о последней поездке на Байройтский фестиваль, где ему довелось услышать вагнеровскую «Песнь о Нибелунгах». Гора, залитая ослепительно-красным сиянием, напомнила ему последний акт «Валькирии», когда Вотан погружает Брунгильду в сон на вершине горы, а потом окружает морем волшебного огня, чтобы защитить от всех героев, менее прославленных и отважных, чем Зигфрид.
Мэт был большим любителем вагнеровских опер. Он был готов выложить на черном рынке сотни
Мэту пришлось трижды попросить у Криса разрешения войти в палатку, прежде чем тот откликнулся. Крис с головой ушел в изучение лежащего перед ним на столе черепа, подсвеченного снизу направленным электрическим лучом. Красное мерцание пустых глазниц создавало резкий контраст с зеленоватым флуоресцентным свечением самого черепа. Эта картина напоминала фантазии Эдгара По, Амбруаза Бирса или Говарда Лавкрафта.
Мэт и Крис ладили на удивление хорошо, несмотря на то, что были абсолютно разными людьми — и по происхождению, и по воспитанию. Родители Мэта, интеллектуалы и либералы до мозга костей, питали стойкое отвращением к малейшим ограничениям свободы: политической, экономической, личной, научной или сексуальной. Его отец и дед принадлежали к группе мятежных творцов, возглавивших компьютерную революцию, которая в последнюю четверть двадцатого века охватила все западное побережье США. Ошеломляющий экономический успех их новаторских работ позволил Мэту жить вполне обеспеченно, совершенно не заботясь о деньгах.
Крис Бэрни вырос в южной глубинке, в набожной и богобоязненной семье со скромным достатком. Его близкие много говорили о Боге, но были скупы на проявления ласки и сострадания. В детстве и юности Криса насильно пичкали самым пресным варевом из меню высоконравственных ханжей, составляющих основное население библейского пояса*. В результате он вырос очень замкнутым и застенчивым и постоянно терзался чувствами острого стыда и вины. Неумение общаться с женщинами и совладать с зовом плоти были его главными проблемами, которые граничили с одержимостью и отнимали много сил и времени.
Трудное детство и отрочество наложили глубокий отпечаток на его внешность и манеру поведения. Худой и длинный, он всегда сутулился, будто обремененный ношей вины и стыда, взваленной на его плечи святошами-родителями. Глубоко посаженные печальные глаза на бледном лице, казалось, просили у мира прощения за то, что он живет на земле. Крис ненавидел жестокого кровожадного Бога Старого Завета, как, впрочем, и Бога Нового Завета, которого считал виновником всех страданий, выпавших на долю его последователей за всю историю человечества.
Мэт застал Криса в состоянии непонятного возбуждения и восторга. Пришлось подождать, пока он придет в себя и обретет способность к общению.
— Не могу поверить в то, что обнаружил, — выпалил Крис вместо приветствия. — Эта идеально выполненная копия черепа в натуральную величину, высеченная из цельного куска кварца, весит почти пятьсот
— Я нашел интересную статью о черепе Митчеллов-Хеджесов, — сказал Мэт. — Ее написал Фрэнсис Дорланд, известный на всю страну реставратор и консерватор произведений искусства, который долгое время занимался черепами. Он тоже был поражен, изучая этот череп. Часть его статьи — подробный отчет об исследованиях, проведенных в Хьюлет-Пэкардовской кристаллофизической лаборатории в Санта-Кларе, Калифорния. Ученые пришли к выводу, что ни одна из известных современных технологий не способна выполнить такую задачу — создать точную копию человеческого черепа из цельного куска кварца. Они даже отказались от полумиллиона долларов, которые Дорланд предложил тому, кто выполнит копию хрустального черепа.
— И я их прекрасно понимаю, — заметил Крис. — Горный хрусталь — исключительно твердый материал. Его прочность — семь единиц по десятибалльной шкале Мооса, всего на три меньше, чем у алмаза; нож не оставляет на нем царапин. Ума не приложу, что за технологию использовали эти ребята. У Дорланда есть какие-нибудь предположения на этот счет?
— Да, я могу почти дословно пересказать, что он думал по этому поводу. Пару часов назад я прочел об этом в своих файлах. Он понимал, что любой резец обязательно оставил бы на поверхности следы и наверняка вызвал растрескивание камня. У майя не было ни карборунда, ни шлифовального круга. На то чтобы выполнить такую работу вручную, используя песок и воду, ушел бы не один век. Хрусталь можно расплавить при высоких температурах, например, ацетиленовой горелкой, но маловероятно, чтобы здесь использовался такой метод. Высказывались предположения, что майя могли применять какую-то пасту, изготовленную по тайному рецепту, который сохранился с древних времен.
— Паста с таинственными ингредиентами? — недоверчиво спросил Крис. — У тебя есть какие-нибудь сведения о ней?
— Никаких подробностей я не знаю. Высказывали предположения, что паста, должно быть, содержала сок какого-то редкого растения, который мог разъедать и размягчать камень. Я уже сказал, что рецепт считают тайным, и мне не удалось найти никаких ботанических данных, которые позволили бы идентифицировать растение.
— Что-то я не слышал ни о каком современном растении, которое могло бы разъедать кварц, — усомнился Крис. — И что же нам все это дает?
— На этом все варианты, которые можно признать разумными, заканчиваются. Дорланд пришел к выводу, что проблема изготовления черепа не упирается в мастерство, время или терпение, — эта задача просто не выполнима и точка! Были, правда, совершенно дикие идеи: например, при отливке черепа использовалась энергия психокинеза, иными словами, процессы скорее психические, нежели материальные. Или какие-нибудь неведомые технологии, изобретенные учеными древней Атлантиды, а то и вообще внеземной цивилизацией.