Зови меня ястребом
Шрифт:
— Что там с отпрыском нашего спикера? — подкашливала густо раскрашенная черноволосая тетка, похожая на даму пик.
— Который сбил своей тачкой беременную бабу? — невозмутимо, словно речь шла о семействе кухонных тараканов, отвечала пышнозадая дива с распущенными русыми волосами.
— А разве у него есть другие дети?
— Поговаривают: внебрачная дочь живет в Словении. А сынок… С ним все нормально: пригрозили этой беременной твари, что если не заберет заявление — будет хуже; всучили мужу сто тысяч. И оба заткнулись.
Константин
Старых сучек сменили молодые дурочки. Аккуратные стройные фигурки, ни грамма лишнего веса, несерьезные тонкие сигареты. «Спортсменки?» — исподволь рассматривал красоток музыкант. Те обосновались возле соседнего окна и беспрерывно щебетали о косметике, шампунях, новых шмотках, о бутиках, недавно открытых коллегами-депутатами. «Точно спортсменки», — уткнулся в газету Костя, чтоб девки не заметили его интереса…
Впрочем, на телохранителя Марка Суходольского вообще мало обращали внимания. Может, оттого что скромно пришипился в дальнем углу и делал вид, будто ничего не слышит. Или благодаря вызывающей, потрепанной одежде, явно уступающей дорогим костюмчикам от ведущих модельеров.
Потом заявилась компания мужчин. Разных по возрасту и по комплекции. Два дородных господина развалились в креслах, два молодых человека устроились на краешке дивана.
— С редактором разобрался? — недовольным начальственным тоном справился неповоротливый толстяк с мясистой рожей.
Сидевший напротив молодой парень замялся, позабыв о сигарете.
— С каким редактором?..
— Проснись, юноша! Из дрянной газетенки «Саратовский расклад»!!
— Да-да! — обрадовался приливу памяти помощник депутата. — Главного редактора газеты приговорили к ста восьмидесяти часам общественных работ и к штрафу в двести тысяч рублей.
— К общественным работам за наезд на «Единую Россию»? Поскромничали. Я бы посадил писаку! Лет на пять.
— Извините, но Верховный суд такой приговор отменит. К тому же прокурор интересовался ходом дела, звонил…
Другой представительный господин, закинув ногу на ногу, вальяжно поинтересовался у своего «лакея»:
— Ну-ка доложи мне по этой суке… Как ее?.. По нашей главной солдатской мамаше. Замолчала или бузит?
— Строчит жалобы в Москву.
— Опять о старом?
— Нет, оседлала новый конек. Якобы медицинская комиссия в Балакове и военно-врачебная комиссия при Саратовском областном военном комиссариате умышленно «не замечают» серьезных заболеваний призывников.
— Вот дура! — затрясся от смеха толстяк. — Денег, небось, хочет.
— И я говорю: падла! Откуда такие берутся? Покою нет!..
— Это, конечно, вопросы твоего комитета, — даже не потрудившись затушить окурок, бросил его толстяк в пепельницу. — Но я бы на вашем месте устроил ей автомобильную аварию! Небольшую — без летального исхода, но чтоб эта
— Брось, — отмахнулся коллега, — опять связываться с прокуратурой из-за ерунды. И так разберемся, подомнем, растопчем — не первый год с мандатами ходим…
И, поднявшись, компания дружно двинулась к выходу.
Лишь дважды в кулуарах законодательной власти довелось Константину услышать нормальную человеческую речь. В первый раз, когда трое парней-депутатов взялись обсуждать задницу и сиськи относительно молодой бабенки, недавно утвержденной министром в Правительстве области. И вторично — от двух женщин с усталыми лицами, говоривших о горестях и напастях выпускников интернатов, о том, как им необходима дальнейшая поддержка от государства.
А боле всего удивили два старичка, куривших у дальнего столика и шептавшихся в клубах сизого дыма. Говорили тихо, но с ядовитою злобой. И в запале спора один не сдержался, громко прошипев:
— Что ты все прокурор, да прокурор! Надоело, ей богу! Предыдущего — слишком принципиального ухлопали, и нового туда же отправим! В рубашках люди рождаются, а бронежилетах — пока не научились…
Время шло, босс не возвращался, и Костя скучал с прочитанной газетой в углу курительной комнаты. На исходе второго часа он перестал удивляться темам и манере общения народных избранников то ли районной, то ли городской, то ли областной Думы. А встрепенулся только раз, услышав фамилию шефа.
— Что-то сегодня коллеги в зал заседаний не спешат — бродят по коридорам, кафе, курилкам… — посетовала сорокалетняя барышня в юбке с сексуальным разрезом «а-ля Следуй за мной».
— Там Суходольский взывает с трибуны к совести, — прыснул смешком здоровенный детина с бородавкой на щеке.
— Опять?!
— А о чем ему еще говорить? Он ведь пока ничего умнее не придумал, чем вынести на голосование проект создания комиссии по контролю над доходами и собственностью депутатов.
— Точно-точно! Случился такой конфуз весной, — томно засмеялась увядающая леди. — Помню, как мы дружно смеялись, когда на громадных экранах появились итоги голосования.
— Да, три голоса «за» смотрелись эффектно! Причем один — самого Суходольского. А ныне знаешь, что он удумал?
— Нет…
— Предлагает принять обращение нашего собрания к Президенту и обеим палатам Госдумы.
Мадам почему-то перешла на шепот:
— Что за обращение?
— Ходатайство об отмене моратория на смертную казнь за коррупцию, педофилию, серийные убийства и за наркоту.
— За наркоту?! — обомлела тетка и покосилась на сидящего поодаль незнакомца в потертой кожаной куртке.
— Ну, за… производство и распространение, — расшифровал приятель. — Вот так. Ни больше, ни меньше.
— Господи, совсем из ума выжил! Надеюсь, «за» проголосуют все те же идиоты в количестве трех штук.