Зовите меня Апостол
Шрифт:
— Молли, ты снова детективов насмотрелась?
Молчание — знак согласия. Единодушного решительного одобрения.
Некоторое время стояли молча на растрескавшемся тротуаре, глядя на мертвые дома вокруг, бесполезные среди ненужного. Я поежился. Забавно, как мир сигналит о себе. К примеру, можно время определить по остыванию тротуарного бетона.
— Думаешь, шансы есть? — спросила Молли растерянно.
Я глянул с интересом: раньше никогда такой беспомощности и уныния в ее голосе не слышал. Второй мой психоаналитик сказал однажды: мол, я гоняюсь за юбками не из-за древнего инстинкта, предписывающего распространять свой генетический код, а из-за желания новизны. Я люблю женщин,
А Молли была такая красивая в сине-красных сполохах полицейских огней.
— Шансы? — переспросил я.
Ох ты, да у нее глаза на мокром месте!
— Ну да… что это пальцы… Дженнифер.
— Ты серьезно? — Хотел рассмеяться, но напрягся и изобразил уныние. — В таком городишке лишним пальцам взяться неоткуда. Дерьмо дела.
— Так она… она умерла…
— Конечно.
В мотель приползли усталые, как собаки, а я еще и взвинченный. Назад возвращались каждый в своей машине, и оттого я не по-детски завелся. Будто догнать ее надо, прижать, подрезать. Водительский азарт и злость, ставшие похотью. Когда подошли к мотелю, мое сердце аж подпрыгнуло в груди. И заплясало, когда Молли пошла за мной.
Конечно, Молли устроила спектакль. Капитуляция невинной девицы, истощившей силы в противостоянии домогательствам. Но она-то сама хотела, может, ей и нужно было. Дело темное. Я до сих пор толком не пойму, отчего женщины, в особенности красивые вроде Молли, снисходят до меня и позволяют затащить в койку. Так или иначе, век постельных милостей недолог.
Мы долго целовались, шаря друг по дружке, поглаживая, лаская. Обожаю отдающихся женщин, обожаю робость, еще не побежденную желанием. Сплелись, будто нити каната, шлепнулись на кровать. Я перевернул Молли на спину, втиснулся промеж ног, и тут — упс!
— Подожди! Подожди! Какая у тебя рок-группа любимая?
— Э-э?
— Про человека так много узнаешь… по его любимой музыке…
Хотите — верьте, хотите — нет: я не очень-то и удивился. Может, от усталости или от смущения накануне первой близости женщины спрашивали у меня кучу всевозможных несуразностей. Просто кучу.
— «Monster Magnet». [36]
— Никогда про них не слышала. В чем их конек?
— Не знаю. Комиксы с метафизикой.
Нахмурилась — а не лапшу ли я ей вешаю на уши?
36
«Monster Magnet» — американская рок-группа в стиле хэви-метал, основанная в 1989 году.
— Хм… А еще какая у тебя любимая, после этой твоей?
— «Tool». [37]
— «Tool»… Я… их… ненавижу этот инструмент! [38]
Я уже терся о нее, медленно и сладостно.
— Инструмент любит тебя, — объявил я, ухмыляясь, будто зацапавший попугайчика кот. — Малышка, инструмент тебя любит длинной хорошей любовью. Всю ночь.
Она засмеялась. Застонала.
— Дурак… как ты можешь…
Выдохнула — будто я свечка рождественская, и задуть надо.
37
«Tool» — американская рок-группа в стиле арт-рок, образовавшаяся в 1990 году в Лос-Анджелесе.
38
Tool (англ.) — инструмент.
Отлично!
Как
И вздрогнул, заслышав голос Молли.
— Как оно? — спросила, не отрывая головы от подушки.
Надо же! Думал, дрыхнет без задних ног.
— Липко, — ответил я, сворачивая ганжу в идеальный цилиндрик. — Вонюче. Как и положено траве.
Приплющенная подушкой улыбка.
— Я не про то, — выговорила, перевернувшись на спину.
Смахнула неловко прядь волос с лица.
— Как оно — быть тобой?
Я принялся раскуривать косяк — отличный способ выиграть пару секунд, когда цыпочка вздумала спрашивать несуразное. Но за выигранные секунды в голову ничего так и не пришло.
— Нелегко… иногда.
— Почему? — спросила, глядя в потолок.
Разноцветные отблески от телевизора пляшут на дешевых гипсовых завитушках.
Я выдохнул облако дыма — эдакий призрачный рог над кроватью, пожал плечами.
— Представляешь, когда по радио все крутят и крутят один и тот же хит-парад?
— Конечно. Потому у меня в квартире спутниковое.
— У меня в голове такой хит-парад. Все время.
Повернулась, глянула на меня.
— A-а, ты имеешь в виду память. Воспоминания?
— Сильнее всего цепляются самые гнусные — вот в чем проблема. И они же приходят не как расплывчатые обрывки, а будто переживаешь заново. С запахами, с теми самыми эмоциями. Вроде сна наяву.
— Расскажи что-нибудь… для примера.
Так и думал: захочет образчик.
— Ну… у моей матери глаза были похожи на твои. Иногда гляжу на тебя и вижу нашу кухню в родительском доме, мама чай готовит. На кухонном столе прямоугольник — свет из окна падает, а по нему муха из угла в угол, как по карте острова сокровищ, пятнадцать шагов туда, стоп, двадцать — сюда. А мама улыбается — она всегда радовалась жизни, улыбалась всегда и меня бранила за хмурость, — улыбается и смотрит в окно, а на глазах слезы. Спрашиваю: «Мам, в чем дело?» Она поворачивается, моргает так, слезы по щекам катятся, улыбается мне — а улыбка ободряющая такая, мол, хороший мой мальчик, — и говорит: «Апостол, у меня рак. Врачи говорят, мне несколько месяцев осталось».
— Боже мой! — прошептала Молли.
— Это еще ягодки, малышка, еще ягодки.
Дорожка восьмая
УСАДКА
Пятница
Позавтракали вкусно, но до крайности уныло. Я-то часто тыкался носом в грязь, меня поворотом фортуны не удивить. У меня даже сочувствие изобразить не вышло. Выдавил пару банальных утешений.
Да и как уже писал, я с самого начала посчитал Дженнифер мертвой.
А вот по Молли разочарование прошлось как цунами. В молодости надежды всегда витают за облаками, ничем не приструненные. С возрастом добавляется свинца в душе и песка в карманах. Конечно, и у нее, как и у всех людей, имеется багаж повседневной паранойи, наборчик суеверий и скверных предчувствий типа: не радуйся заранее, покупая лотерейный билет. Но в глубине души сидит вера: все должно сложиться, получиться, выйти и фантастически повезти. Дженнифер Бонжур найдут живой, хотя и измученной, голодной и в синяках, приличного с виду злодея поймают, а душераздирающий репортаж об этом вознесет Молли Модано к вершинам журналистского Олимпа. Непременный хеппи-энд кукольной истории, впечатанный в извилины.