Зоя
Шрифт:
— Ее мать была самой красивой женщиной на свете.
Конечно, холодная, как все немки, весьма нервная, но необыкновенно красивая. А отец ее был просто очаровательным человеком! Ужасно, что его убили. Как много хороших людей отправилось на тот свет!
Он произнес эти слова с грустью, слегка пригубив бокал с шампанским. Зоя до конца вечера не отходила от Ольги. Та жила в Лондоне, а в Нью-Йорк приехала навестить друзей. Она остановилась у князя Оболенского и его жены, урожденной Алисы Астор.
По Нью-Йорку молниеносно распространились слухи о Зоином происхождении, ее семье, родственных связях с царем, и она моментально
Элси де Волф сначала собиралась перестроить дом Клейтона. Однако вместо этого сделала молодоженам другое заманчивое предложение. Она и ее друзья купили несколько старых ферм на Ист-Ривер и обновили старые дома на Саттон-плейс. Пока этот район не котировался, но Элси понимала, что после окончания реконструкции он станет очень модным.
— Позвольте мне обустроить один из особняков для вас с Клейтоном.
Она занималась отделкой и украшением дома для Уильяма Мэй Райта, биржевого маклера, и его супруги Кобины. Но Зоя предпочитала оставаться в их уютном кирпичном особняке на Пятой авеню.
Свой первый прием Зоя устроила в честь Великой княгини Ольги перед возвращением той в Лондон, и после этого ее положение в свете установилось окончательно. Ей предназначалось судьбой стать любимицей Нью-Йорка, к огромному удовольствию ее мужа.
Он исполнял все ее желания и по секрету попросил Элси де Волф обустроить для них дом на Саттон-плейс. Это был элегантный особняк, и, когда Зоя увидела его, у нее глаза расширились от изумления. Он не был столь же вычурным, как новый дом Райтов, где они были накануне на приеме, на котором встретились с Фредом Астором и Таллалом Бэнкхедом. Самым невероятным в этом особняке была ванная комната, отделанная норкой, — подобных излишеств в доме Эндрюсов, естественно, не было. Он был весьма изящным, с мраморными полами, прекрасным видом, комнатами с высокими потолками и предметами старины, которые, по мнению Элси де Волф, должны были понравиться молодой русской графине. Зою стали называть именно так: «русская графиня», но она хотела, чтобы ее звали «миссис Эндрюс». Мысль кичиться своим титулом казалась ей нелепой, хотя видно было, что американцам это нравится.
К тому времени в Нью-Йорке появилось множество эмигрантов, приехавших в Америку из Лондона и Парижа, а некоторые попали сюда прямо из России и теперь рассказывали о своем бегстве с душераздирающими подробностями: в России свирепствовала гражданская война; Белая и Красная армии в жестокой борьбе пытались захватить власть над многострадальной нацией. Но русские белогвардейцы в Нью-Йорке нередко вызывали у Зои раздражение. Конечно, среди них были люди действительно благородного происхождения, многих из них она знала лично, но находились и такие, кто присваивал себе титулы, каких у них в России и быть не могло. Каждый второй был или князем, или княгиней, или графиней. Зоя была поражена, когда на одном приеме ее представили княгине якобы родом из царской семьи, в которой она мгновенно узнала модистку, делавшую шляпки для ее матери. Зоя, разумеется, промолчала, а потом эта женщина умоляла ее не раскрывать ее происхождения вечно ноющим русским.
Зоя и сама устраивала приемы для многих русских аристократов, в прошлом друзей ее родителей. Но прошлое кануло в Лету, и никакие разговоры, никакое притворство
Зоя дождалась, пока они вернулись домой из церкви, и, уже лежа в их огромной постели под балдахином, после любовных утех сообщила ему новость.
— Что? — Клейтон был потрясен до глубины души и тотчас испугался, что мог ей что-либо повредить. — Почему ты мне сразу не сказала? — Глаза его горели, а у нее на глазах блестели слезы радости.
— Я сама узнала всего два дня назад. — Она украдкой засмеялась, будто хранила самый важный секрет в мире. С тех пор как ее предположения подтвердил врач, у нее было такое чувство, что она поняла истинный смысл жизни. Больше всего ей хотелось иметь ребенка от Клейтона, и она радостно поцеловала мужа, который с обожанием смотрел на нее. Ей еще нет двадцати одного года, и у них уже будет ребенок!
— Когда это произойдет?
— Еще не скоро. Не раньше августа.
Он предложил, что переберется в другую комнату, чтобы не мешать ей спать, но она лишь рассмеялась.
— Только попробуй! Если ты переберешься в другую комнату, я переберусь вместе с тобой!
— Так и будем путешествовать по спальням… — засмеялся он.
Благодаря Элси де Волф в спальнях в новом доме недостатка не было. Весной Зоя попросила ее приготовить детскую комнату. Она сделала ее бледно-голубой с веселыми фресками и изящными кружевными занавесками. Эта работа увлекала миссис Волф; ей претило стремление Кобины Райт подражать Роллсам, куда больше ей импонировали сдержанные взгляды Зои на то, что подходит детям. Зоя всегда демонстрировала достоинство и хороший вкус, привитый ей с детства, и многое сделала сама в новом доме на Саттон-плейс. Здесь царили покой и изысканная красота, о которой говорили все. Эндрюсы давно продали дом на Пятой авеню и наняли новых слуг.
В тот день, когда Алексею Романову, милому Беби, исполнилось бы семнадцать, у них родился первый ребенок — сын. Роды прошли легко, и зычный крик здорового мальчика весом восемь фунтов донесся до отца, который нервно вышагивал под дверями комнаты, где находилась роженица.
Когда Клейтона наконец впустили, Зоя уже засыпала с крошечным херувимом на руках. У малыша были рыжие волосы, как у матери, круглое личико, он лежал в обрамлении кружев. И слезы радости потекли по щекам Клейтона, когда он увидел малыша.
— О, он такой красивый… он так похож на тебя…
— Только цветом волос, — сонно прошептала Зоя.
Доктор дал ей снотворное, и она, засыпая, взглянула на мужа:
— У него твой нос.
Малыш выглядел как крошечный бутон розы на личике ангела, и Клейтон засмеялся и погладил шелковистые рыжие волосики, а Зоя умоляюще взглянула на мужа с молчаливым вопросом в глазах:
— Давай назовем его Николаем?
— Как ты скажешь. — Ему нравилось это имя, к тому же он знал, как много оно значило для нее. Так звали и царя, и ее погибшего брата.