Зримая тьма

Голдинг Уильям

Она влюбленно посмотрела на него, осознав то, что объединяло их с самой первой секунды: полное принятие друг друга такими, какие они есть, или такими, какими они видят друг друга.

— Давай не будем никому говорить, что живем вместе.

— А! Так мы живем вместе, да?

— Математический расчет. Так дешевле.

— И ты всегда сможешь подрабатывать на стороне.

— М-м?

— Красный фонарь в окне.

— Слишком похоже на работу. Я… ну ладно. А ты?

— Мошенничаем помаленьку. Знаешь каких-нибудь богатых старух?

— Нет.

— Раньше их навалом

было. Мы как раз вчера вечером об этом толковали. В наши дни остались только бедные старухи. Куда податься молодому офицеру? Некуда, лапочка. Либо пособие, либо пиф-паф!

— Пиф-паф?

— В наемники. Сделают по меньшей мере капитаном, если представить доказательства, что был офицером гвардии этого самого величества. Кучу бабок отвалят.

— Да, тебе хорошо…

— Бог ты мой! Хорошо? Пока не ранят или в плен не возьмут. Было время, когда не ранили и в плен не захватывали. Негритосы имели понятие, кто есть кто. А теперь подстрелят, как последнего ублюдка. Кроме того, у меня есть виды, что-то вроде… Нет, я тебе не скажу, ты ведь, лапочка, небось, болтушка.

Она взяла его за руки и встряхнула.

— Никаких секретов!

— Хочешь от меня избавиться? Тебе без моего пособия не прожить, как и мне — без твоего.

Сотрясаясь от смеха, она рухнула ему на грудь. Изо рта вырвалось:

— Слава Богу, больше мне не нужно притворяться!

Следующие пару дней, посещая биржу труда и пытаясь приспособить квартиру Джерри для совместной жизни, Софи думала о нем, пока его не было рядом. Нет, разумеется, они не пользовались, не должны были пользоваться этим словом из шести букв, при всем его великолепии, но все равно, когда ты молода и говоришь себе, как много в мире чепухи, ты не можешь не задумываться время от времени о том, что с тобой происходит, и не спрашивать у себя: «То ли это?» Ты изучаешь любопытный факт, что этот близнец, новооткрытый близнец, может приводить в бешенство, но не надоедает. Были мгновения, когда на них находило веселье и они валились друг на друга, обнимаясь, хохоча и не нуждаясь в словах; и еще те мгновения, когда улыбка вокруг его больших глаз или упавшая на лоб прядь могли обернуться сладостью в животе — о, каким Джерри был сладким!

И когда она стояла перед окошком, за которым скрывался безликий слуга безработного люда, ее душа сказала вслух: «Какой сладкий!» — только для того, чтобы провалиться вниз, пока лицо вспыхивает изумленной улыбкой и тут же наливается румянцем. Более того, — думала она, передавая заполненный бланк, — более того, я знаю, что он не работает, потому что не может работать, это не для него. Разве может ребенок работать? Вот сейчас у него есть я и мое тело, а он все равно ждет, сам того не понимая, коробку кубиков или железную дорогу…

На четвертую ночь Джерри рассказал ей о своем друге Билле.

— Прикольный тип. В него как-то раз стреляли. Подстрелили его командира, тогда он вылез и уложил полдюжины.

— Он правда стрелял в людей?

— Да, и его за это вышвырнули! Подумать только! На кой черт тогда нужны солдаты?

— Не очень тебя понимаю.

— Он

сказал, что это было круто. Обалденно. А что, логично, правда? Все эти миллионы людей — их бы не прикончили, если бы это не было естественно. Господи. Черт, я не шучу!

— Ты не… ну да, да.

— Все это чертовски глупо.

— А этот твой приятель, Билл…

— Знаешь, он парень недалекий. Но солдатам и не нужны мозги, верно? Во всех иных отношениях он, я бы сказал, исключителен. Под конец он служил рядовым в Челси. А его взяли и вышвырнули!

— За что?

— Разве я не объяснил? Понимаешь, ему нравится убивать. Он получает от этого удовольствие. Дитя природы. Ему сказали, чтобы он поумерил свой пыл. Говорит: «Они все ждали, что я на хер разрыдаюсь». Прошу прощения.

— Он выражается как дядя Джим. Твой Билл — австралиец?

— Британец до мозга костей.

— Было бы забавно с ним познакомиться.

— Познакомишься. Он не такой красавчик, как я, солнышко, но все-таки не забывай, чья ты сучка.

— Я кусаюсь. И она куснула.

Они встретились с Биллом в пабе. У него было немного денег, как раз хватило на троих, но об их происхождении он говорил весьма неопределенно. Билл был гораздо старше Джерри, но относился к нему с ужасным почтением и даже назвал его один или два раза «сэр», вызвав у Софи улыбку. Сложения он был почти такого же, как Джерри, только лоб пониже да челюсть покрупнее.

— Джерри рассказывал мне о вас. Билл замер. Джерри вмешался:

— Ничего лишнего я не говорил, приятель. И не скажу…

— Ну, вы ведь не против, правда, Билл?

— Сэр… Джерри, она точно — наш человек?

— Билл, на что это похоже?

— Что на что похоже, мисс… Софи?

— Убивать людей.

Наступила долгая пауза. Джерри внезапно передернуло, и он надолго приложился к стакану. Билл с каменным лицом разглядывал Софи.

— Нам выдали патроны…

— Попросту говоря, пули, лапочка. Живые кругляши.

— Я имею в виду — не было ли у вас чувства неизбежности? Будто все подстроено так, что вам в руку ложится камень, готовый для броска — или что-то подобное?

— Нас перед этим инструктировали.

Теперь замолчала Софи. Что я хочу узнать? Я хочу узнать о голышах, о шипении в транзисторе и об упадке, упадке, непрерывном упадке!

— Меня тошнит от всего, что говорят люди. Все они делают вид, будто жизнь не такая, какая она есть. Я хочу… хочу узнать!

— Нечего тут узнавать, лапочка. Пожрать да в койку — вот и вся жизнь.

— Так точно, сэр… Джерри. Нужно глядеть в лицо фактам.

— Так что при этом чувствуешь?

— Билл, я думаю, она имеет в виду — когда кого-нибудь прикончишь.

Снова наступило молчание. Глядя на Билла, Софи увидела, как на его лице проступает слабая улыбка. Его взгляд начал блуждать: скользнул по ее телу, вернулся, снова встретился с ее глазами. Затем Билл отвернулся. Ощутив как по коже поползли едва заметные мурашки, она поняла, что происходит. Она мысленно произнесла слова: «Он втюрился в меня! О, как он в меня втюрился!»