Зрячий
Шрифт:
Но всё это было уже неважно. Дворник медленно, но уверенно двигался в каком-то определенном, одному ему известном направлении. Конечно, ведь сейчас Корг шел уже проторенным путем, повторяя те действия, которые совершал. Не раздумывая, я пристроился за проводником, навел внутренний взор в точку между бровей и поднапрягся…
Краем сознания отметил, что оператор уже какое-то время молчит, грузное тело расплылось в кресле. Пусть…
Есть! Вот она, четырехуровневая модель ситуации. Всё как описывал Корг. Четыре четкие составляющие: сам клиент, старший приказчик, поставщик и партнер.
Вот шесть опорных точек, выстроились как на схеме. Так и есть – три горячих, оранжевых, и столько же холодных – голубоватых. На второй висит «гвоздь». Точка выглядит расплывчато, цвет «плавает», переходит из оранжевого в алый, мерцает. Приглядываюсь, возникает знакомый образ куриного яйца, на скорлупе несколько трещинок и шероховатости.
Между второй и третьей точками связь не прямая и ровная, а волнистая. Но алого свечения внутри нет, грубой деформации тоже, так и было сказано – не особенно-то и мощный «гвоздь». Оператор должен был разложить этот участок по пунктам и дать необходимые рекомендации, что, наверное, и сделал.
Словно подслушав мои мысли, яйцо начало медленно вращаться, поверхность его на глазах становилась гладкой, появился здоровый блеск. Я зачарованно смотрел на картинку – сейчас передо мной открывался результат процедуры так, как он выглядит в информационной сфере. Результат не моей, а чужой работы!
Наверное, они о чем-то говорили тогда. Наверное, Корг убеждал господина Х, призывал понять или, быть может, простить своего начальника, старшего приказчика. Такой «гвоздь» чаще всего бывает результатом взаимного непонимания, мелких обид, борьбы мнений. Разве это трудно – послушать друг друга чуть внимательнее и постараться понять? И как часто мы этого не делаем…
Как бы то ни было, результат Корг получил. Яйцо медленно повернулось вокруг оси, и трещины на его поверхности исчезли. Связывающая нить между опорными точками потеряла извилистый характер, стала ровной и четкой. Точки засветились ярко и уверенно.
Все признаки информационной коррекции налицо. И следом, как столбик окрашенного спирта в термометре, немного рывками, от точки к точке, пополз рубиновый пульсирующий вектор. Линия судьбы.
Вектор прочертил всю информационную модель ситуации, от границы до границы, и застыл. Вокруг змеился изумрудный узор чужих мыслей и побуждений. Картинка слегка подрагивала, конфигурация линий немного изменялась, но общий вид устойчиво сохранялся.
А еще через миг призрачное видение затвердело, стало предельно четким и объемным. Линия судьбы – как вмороженная в лед молния. Дивное полотно работы великого мастера… Финт! – понял я. Неким своим, неповторимым образом коллега выполнил финт! Теперь операция социальной адаптации считалась полностью завершенной, при этом с положительным результатом. Никаких вопросов к оператору после этого и быть…
Что за черт! Грязно-серые хлопья посыпались откуда-то сверху совершенно неожиданно. Представьте себе серый, истоптанный тысячами подошв снег городского тротуара, по неизвестной причине
Я стоял потрясенный. На моих глазах некто неизвестным мне способом насильственно менял линию судьбы! Этого не должно было быть по определению, это не укладывалось ни в какие рамки, ни в какие представления о самой природе информационного поля. Это было невозможным, и это происходило здесь и сейчас!
Неожиданно на границе слышимости появился тихий, словно отдаленный аритмичный перезвон и еще что-то – может, топот ног, может, шуршание одежды. Одновременно на краю поля зрения мелькнуло движение, будто размытые тени за грязным стеклом…
Потом послышалось сдавленное и яростное: «Эк-х-х!» – и всё исчезло. Вектор встал под углом примерно в сорок пять градусов к первоначальному положению. Его верхний край теперь уходил за границу видимости, а цвет линии изменился: из рубинового он стал грязно-бурым. Из положительного – отрицательным.
Я был совершенно растерян, почти паниковал. Что теперь делать? Применять свои методы? Затевать танц-коррекцию в тесном, заставленном мебелью пространстве операционной? Бессмысленно!..
Работу с образами отбросил не рассуждая, был абсолютно уверен – не поможет. Тут нужно было нечто иное, но что?
В отчаянии я потянулся к вектору. Хватать его руками, пусть даже мысленно, почему-то побоялся. Пришлось наспех соорудить крепкий, надежный на вид крюк. Зацепил им за ближнее колено и что было сил потянул вниз, туда, где вектор располагался еще совсем недавно.
Острая боль ударила под ложечку, горячей волной прокатилась по позвоночнику. Ноги стали ватными, подкосились, и я согнулся пополам, пытаясь выровнять дыхание. И в тот же миг утробно и страшно закричал оператор Корг…
Белым блином мелькнуло лицо гипнотизера, в котором не сохранилось и тени розовощекого добродушия.
Меня скрутило, повело по операционной. В кресле грузное тело Корга выгнулось дугой, его начали сотрясать сильнейшие судороги. Руки и ноги мотались из стороны в сторону, как у тряпичной куклы.
Я двигался к дальней двери, налетая на мебель, неверными, мучительными шагами, словно пьяный. Сознание отстраненно фиксировало происходящее. Уже у самого выхода меня вытошнило прямо на бледно-зеленый ковер. Ударом плеча я распахнул дверь и вывалился наружу.
Чьи-то крепкие руки подхватили мое тело, но не разум, стремительно проваливающийся в темноту…
Я открыл глаза – белый, высокий, совершенно незнакомый потолок, на котором играют веселые солнечные зайчики. Комната, судя по всему, просторная, но я здесь никогда раньше не был. Осторожно повернул голову и увидел высокое стрельчатое окно, створка чуть покачивается от сквозняка. Вот откуда резвящиеся на потолке зайчики. В проеме близкие ветви акации, а дальше – бескрайнее небо.
Так я и лежал, глядя в бездонную голубизну. Совершать какие-либо движения совершенно не хотелось.