Зуботолог по обмену, или Шире рот, Клыкастик
Шрифт:
– Что вы делаете? Что за беспредел! А ну отпустите! – пыталась брыкаться и лягаться, но без толку.
Никто со мной не разговаривал, всё происходило молча.
– Подсудимая доставлена, – равнодушно отрапортовал один из стражей.
И только потом я обратила внимание, что привели меня в огромный зал, где было множество стульев и постамент спереди. Повсюду сновали люди, стражи, в зале был полный аншлаг. Он гудел, словно растревоженный улей. Раскрыв рот, наблюдала за разномастными расами, пока не наткнулась на Корнезуба, который был заточен в клетку, какие бывали на телевизионном суде, которые
– Встать, суд идет! – громогласно объявил пожилой на вид старик в черной сутане.
Меня как раз только успели завести в клетку к бывшему горе-начальству, который смотрел на меня волком. Он сидел на скамейке.
Чувствуя слабость от голода, отодвинулась на самый край, боясь, как бы он не накинулся на меня с кулаками в порыве гнева. Хотя я ему как раз ничего и не сделала.
– Уважаемый Адальберт, Первый Лорд Конфессии нашей достопочтенной Империи Лайреон обвиняет господина Корнезуба Малгорского, главного столичного зуботолога, в совершении злоумышленных действий в отношении здоровья лорда с целью вымогательства… – начался процесс, и слово каждого участника я ловила с открытым ртом.
Боялась пропустить, когда дело коснется меня.
– Ложь! Наглая клевета! Да у меня заморский диплом, да я!… – вскочил и закричал со своего места Корнезуб, хватаясь цепкими пальцами за прутья решетки.
Он всё продолжал орать, пока его юрист не подошел и не заткнул его. Тот, видимо, пришел в себя, увидев, с каким шоком на него смотрят зрители, и с каким грозным видом надвигается стража, собираясь основательно стукнуть горластого зуботолога.
Я же терялась от страха, понимая, что единственная, кто здесь совершенно без какой бы то ни было защиты, это я. Даже у главного подсудимого и то есть адвокат, а я так, словно сбоку припеку. Ощущение, что суд этот номинальный и просто создан бутафорией, чтобы успокоить народ, якобы “смотрите, у нас равноправие, вы можете надеяться на честное следствие, так что исправно платите налоги и будет вам защита”.
– … Наказание в виде пожизненного лишения права заниматься лечебной деятельностью и ограничение свободы сроком на три года господину Корнезубу, его сообщнице, обвиняемой в статье восемь подпункта три Уголовного Кодекса Империи Лайреон, назначить работы на каменоломне сроком на пять лет… – всё продолжал говорит официальным тоном судья, а я от его слова потеряла дар речи.
Это что же получается, я здесь совершенно ни причем, а меня без допроса, суда и следствия – на каменоломни? Да что за беспредел тут такой творится!
– Нарушение прав! – закричала, пока все еще могли меня услышать, понимая, что если сейчас не позабочусь о себе, то всё, никто после суда меня слушать не станет. – Не виноватая я!
И в зале воцарилась тишина, все посмотрели на меня с таким недоумением, будто вообще не ожидали, что сирота подаст голос. Вот только в присутствии горожан и уважаемых господ проигнорировать меня никто не мог, к моему облегчению и удаче.
– Что вы скажете в свое оправдание? – судья нахмурил кустистые брови, взирая на меня с высоты трибуны.
Его взгляд будто пронизывал насквозь, не оставляя сомнений, что он поймет, если я солгу.
– Я не имею никакого отношения к делам зуботолога Корнезуба. Сама в шоке, какими варварскими методами он пользовался, – призналась честно. Мне нечего было скрывать. И я надеялась, что это хорошо видно по моему искреннему взгляду. – И считаю, что мера пресечения в отношении меня несправедлива. Я такая же его жертва, как и клиенты!
– Вы же ему помогали? Как вы это объясните? – судья продолжал сверлить меня взглядом. Видимо, смазливое личико моего нового тела на него не действовало.
– Я сирота, которой он предложил работать за кров и еду. Разве ж кто-то мог знать заранее, какими делишками может промышлять уважаемый зуботолог? Разве в том есть моя вина? У меня не было другого выхода. Бедной, осиротевшей девушке сложно найти работу, а кушать хочется всегда, – я горестно вздохнула, отчего моя грудь заметно приподнялась, а затем опустилась, на долю секунды приковав к себе взгляд судьи. – Но я могу помочь Первому лорду с его проблемой, это не займет много времени, – перевела взгляд на истца, который сидел злой как черт. И не мудрено, ведь его челюсть по-прежнему приоткрыта, отек от вывиха уже пошел на глаза, а из уголка рта постоянно текла слюна, которую он то и дело утирал кружевным платочком.
– Господин Первый лорд, вы хотите получить помощь прямо сейчас, или отложим это мероприятие до окончания суда? – судья вопросительно посмотрел на пострадавшего.
– Ычас, – промычал тот, продолжая буравить меня недовольным взглядом.
– Что ж, подсудимая, можете исправить результат пыток вашего работодателя, – великодушно позволили мне, будто это я сейчас мучилась от боли.
– Я бы хотела вымыть руки для начала, – встав с места, посмотрела на кожу, серую от подвальной пыли и грязи.
Сейчас на ней плодились миллионы неизвестных мне бактерий. Думаю, они обрадуются, попав в рот благородного существа, наверняка, голубая кровь вкуснее обычной.
– Вы на суде, а не в купальне. Делайте свое дело или отправитесь на каменоломню прямо сейчас, – судья не понял моей просьбы.
– Это необходимо для пациента. Не думаю, что лорду Адальберту понравится, если я буду трогать его лицо руками, по которым ночью бегали крысы. А у вас в темнице их немало. Уж поверьте мне, – попыталась достучаться до его благоразумия, умолчав, что буду не только лицо трогать, но и засуну лорду в рот грязные пальцы, если они не принесут мне воды. Тогда у него не только с челюстью проблемы будут, но и с кишечником, и меня точно отправят на рудники.
– Ынишите ей воы, – промычал пациент, хлопнув ладонью по столу.
– С мылом и полотенцем, – добавила вдогонку я.
Не прошло и минуты, как передо мной поставили красивую миску с узорами, такой же кувшин с водой, кусок мыла и льняное полотенце.
– Полейте мне, пожалуйста, на руки, – вежливо попросила прислугу, затем, тщательно намылив ладони, протерла пальцы и между ними, тыльную сторону кистей, хорошенько ополоснула и вытерла насухо.
Всё это время присутствующие внимательно наблюдали за моими действиями, будто за седьмым чудом света. Да уж, в этом мире с гигиеной дела обстоят плохо. Ладно, хоть мыло есть, уже хорошо.