Зубы Хроноса
Шрифт:
Шум толпы долетал и сюда, и ему хотелось продолжить его во времени и было страшно той минуты, которая его прекратит, так же как страшно было наступление молчания, предшествовавшего другому, вечному молчанию. Но никто, казалось, никуда не спешил в эту летнюю ночь, все новые пары появлялись на площади, и машины объезжали вокруг всадника, появляясь и исчезая по каким-то непонятным ему законам.
Так он продвигался в темноте, методично опустошая зал за залом. Оголявшиеся за ним стены выглядели как пронзенные многочисленными слепыми окнами, и пространство, казалось,
В дверях стояла испуганная девушка. Она что-то говорила, протягивая к нему руки, и он видел, как дрожат ее пальцы. Благодаря в душе того, кто решил одеть членов спасательной экспедиции в костюмы соответствующей эпохи, он вынул из нагрудного кармана крошечную капсулу переводчика.
— … здесь в этот час? — услышал он взволнованный голос девушки.
— Добрый вечер, — сказал он спокойно, слегка кланяясь, как это делали мужчины ее мира (он видел их на старинных пленках, прокручивавшихся в амфитеатре Тельмадона). — Какая прекрасная ночь!
— Но музей закрылся уже три часа тому назад. Если вам хочется полюбоваться ночью, это удобнее сделать с площади.
— Вы меня не поняли, — сказал он. — Эта ночь прекрасна потому, что я нахожусь здесь, вокруг меня столько произведений искусства… и одно из них живое…
— Послушайте, — сказала она. (Но страх, отражавшийся в ее глазах, уступил место веселому блеску, и голос уже не был таким суровым, как ей хотелось.) — Это совсем не подходящий час для… Я думала, что вы вор.
— Надеюсь, теперь вы больше так не думаете, — улыбнулся он, радуясь тому, что не успел опустошить комнату, в которой они находились.
— Все-таки это странно…
— То, что я любуюсь произведениями искусства? Пожалуй, я открою вам свой секрет. Знаете, больше всего мне все-таки нравятся живые.
Невольная улыбка была ответом на его улыбку, жалкую и вымученную. Но как все это было ему знакомо!
— Ну, хватит, ночной поклонник прекрасного! Сейчас вы покинете этот зал вместе со мной!
— Да? А скажите, девушки, неожиданно являющиеся ночью в стенах музеев, всегда так строги?
— Вы невыносимы! — засмеялась она. — Вы и в самом деле считаете, что это я должна перед вами объясняться?
— А почему бы и нет? Может быть, я пришел с контролем… Например, проверить, как работает система сигнализации?
— А что, она неисправна? — обеспокоилась девушка.
— Да, неисправна. Что вы на это скажете?
— Не верю, — шепнула девушка.
Она вдруг покачнулась, и смертельная бледность выдала ее сомнение. Но в тот же момент ее глаза расширились, и Стел постарался отогнать от себя мысль о том, что через несколько часов…
— Я проведу для вас небольшой опыт, — сказал он.
Он направил головку передатчика на статую, стоящую посередине комнаты, и нажал на кнопку. Крик девушки раздался сразу же за исчезновением мраморного человека, столь гордо возвышавшегося посреди зала
— Что… что это такое?
— То самое о чем я вам говорил, — сказал Стел, стараясь сохранить прежний тон. — Может быть, вы слышали сигнал тревоги?
— Но статуя? — крикнула она. — Где статуя?
Ох, а он-то показался себе таким ловким, когда, устанавливая передатчик, отключил систему сигнализации.
— Успокойтесь, — сказал он, стараясь быть как мож но убедительнее. — Неужели вы не слышали о новом способе проверки сигнальной системы?
— Нет, не слышала. Да меня это и не касается. Но статуя, где статуя?
— Испуганный ребенок, — сказал он, чтобы выиграть время, — Совсем, как ребенок…
Он лихорадочно старался что-нибудь придумать. По правде сказать, задерживаться дольше ему не следовало: коллекция музея перенесена на хранение, его миссия закончена. Нужно было только еще раз поторопить движение времени, восстановив передатчик, но жест, которым он должен был передвинуть иглу на циферблате времени, означал убийство этой девушки, которая, уцепившись за его рукав, быстро говорила теперь прерывающимся голосом: — Я не дам вам уйти! Кто вы такой… Где Олимпиец?
— А, это был Олимпиец, — сказал он, не имея представления, о ком она говорила, но счастливый тем, что это дает ему возможность нанизывать все новые слова, ибо ему было ясно, что ее можно успокоить, лишь все время говоря ей что-нибудь, как это делают с животными или с детьми. — Вы боитесь за него? Глупенькая… Олимпиец находится сейчас в безопасности, там, где его не достанет ни один вор. Он все так же величествен и лишь удивляется, почему мы не займемся сигнальной системой… которая не исправна. И это очень плохо. Сигнальная система должна греметь всеми своими звонками, не так ли?.. Давайте посмотрим, что случилось, и исправим все, как следует. Звонки зазвенят снова, мы послушаем их и пойдем домой, ведь уже поздно и пора лечь в постель, заснуть и увидеть сон…
Его голос задрожал и прервался. Все будет прахоми сны, и девушка, что стоит сейчас рядом и, глядя на него расширенными глазами, шепчет: — Кто вы такой?
Он глубоко втянул в грудь воздух и заставил себя улыбнуться — бледная, слабая улыбка, противоречащая всем законам вселенной.
— Мне кажется, я вам уже сказал, и не раз…
— Нет, — настаивала она… Погодите… Я хочу сказать: кто вы такой на самом деле? Что все это значит?.. Вот, я уже успокоилась. Простите меня, пожалуйста.
— Это я должен просить у вас прощения. Я вас напугал.
— Да.
— Мне очень жаль. Но теперь вам больше не страшно.
— Нет, страшно…
— Нет. И в доказательство, давайте поговорим, как друзья… Хотя я даже не знаю, как вас зовут.
— Мария.
— Мария, Мария, Мария, — сказал он. — Мария! Эта радость и эта грусть, нахождение и потеря… Откуда они?
— Я все время думала, что вы просто-напросто вор.
— Но теперь вы так не думаете.
— Нет. Вы — еще хуже. Верно?
— Может быть… Но все же, надеюсь, вы не считаете меня разбойником с большой дороги.