Зубы Хроноса
Шрифт:
— Нет. Кто вы такой?
— Я не могу вам сказать. Вы очень красивы.
Мария провела рукой по лицу. Все это было так неожиданно, и ей пришлось собрать все свои силы, чтобы встретить лицом к лицу то, что превосходило ее понимание.
— Все дело в том, что я задержалась в библиотеке. — шепнула она. — Я готовила работу. О снах и кошмарах XVIII века… Дверь, в которую я вошла, ведет в библиотеку. Я услышала шум…
— Сны и кошмары… Простите меня. Я должен был быть один.
— Один — для чего?
— Я провожу вас.
Они говорили шепотом, стоя лицом к лицу.
— Хорошо.
— С
Собрав последние силы, она спросила сквозь слезы: — Вы еще ставите условия?
— Да. Не удивляйтесь. И ни о чем не спрашивайте.
Мария вздохнула.
— Даже о том, как вас зовут?
— Меня зовут Стел.
— Стел, — повторила она грустно. — Погасите свет… Стел.
Они проскользнули мимо светлого пятна, отмечавшего на полу то место, где несколько минут тому назад возвышался Олимпиец, и вошли в первый пустой зал. Губы Марии дрожали. Стел обнял ее, ощутив ладонью мягкую округлость ее плеча, и девушка проглотила комок, вставший у нее в горле. Она больше не поворачивала головы и не смотрела на слепые пятна ограбленных стен. Опустив голову, закрыв глаза, она шла, как автомат, и не издала ни звука за все время, пока они проходили зал за залом и спускались по лестнице. Ночной сторож клевал носом в своей будке возле дверей.
— Спокойной ночи, — шепнула девушка, ощутив, как пальцы незнакомца сжали ее плечо. Сторож вздрогнул.
— Уже так поздно? — спросил он, протирая глаза.
Это был румяный старичок с лысиной, блестевшей, как полянка среди серебристого жнивья.
— Я задержалась, — приглушенным голосом сказала Мария. — Я работала… со специалистом из института.
— Такие молодые! И не жаль вам самих себя?
Пожимая плечами, старичок отыскал кольцо с ключами и открыл дверь.
— Спокойной ночи, — сказал Стел.
— До завтра, — сказала Мария, и ее слова ударили его в самое сердце.
Когда дверь за ними захлопнулась, он, не в силах сдержаться, хмуро произнес, снимая руку с плеча девушки: — Вы сказали «до завтра». Неужели вы ничего не знаете. Никто ничего не подозревает?
— Я чувствую, что схожу с ума, — простонала Мария, поднося ко рту ладони. Какой-то хриплый звук забился у нее в горле, словно беспомощное живое существо, стремящееся вырваться наружу.
— Зачем вы меня мучаете?
— Я никогда не буду вас мучить…
Но то, как он произнес эти слова, потрясло ее больше, чем их смысл. Его лицо казалось окаменевшим.
— Вы просили меня ни о чем не спрашивать…
Площадь опустела, и одиночество стоявшего в центре всадника делало ее еще более пустынной. Вокруг вздымались бесформенные громады кактусов.
— Ничего, — сказал он, глядя на окаменевший галоп коня и вспоминая, как он будет выглядеть через день.
— Идемте… Нет, не туда! — воскликнул он, видя, что она хочет спуститься по ступеням. Там, слева, должна была отпечататься навеки поверженная тень человека. Может быть, сторожа? — Он закусил губу.
— Я и не воображала, что вот так, незаметно, перейду от кошмаров XVIII века к кошмарам, которые переживаю сейчас, — сказала она. — Потому что это просто кошмар… Все это неправда: вас просто
— Проснись же! — воскликнул Стел, поворачивая ее лицом к себе и прижимаясь губами к ее губам.
Она вся обмякла в его руках. И, почувствовав на своем лице его дыхание, прошептала: — Не буди меня. Кошмар превращается в сон…
Обнявшись, они подошли к всаднику, позолоченному обманчивым светом фонарей, и начали обходить его, не видя, куда идут. Голова Марии прильнула к груди Стела. Девушка дышала ровно, как во сне. Ей больше не хотелось задавать вопросов и не нужны были ответы. Но он знал, что крадет минуты мертвого времени, в котором ничто больше не может дать плодов, и, погруженный в великую печаль и великую нежность, отдавался тишине ночи.
Когда возле них появился Дим, он вздрогнул, но не удивился.
— Мне очень жаль, Стел.
Короткий ствол блестел в руке новоприбывшего.
— Кто это? — заволновалась Мария, — Что он говорит?
Стел еще крепче прижал ее к груди.
— Ведь ты обещала мне не задавать вопросов… Говори, Дим!
— Все это происходит уже второй раз, Стел, понимаешь? Ты уже пытался ее спасти… Я хочу сказать, что в первый раз тебе это удалось. Вы бежали с ней на АКН-6 и приземлились примерно на тысячу лет раньше… Скачок во времени был слишком велик, поэтому, несмотря на тренировку, ты забыл. Но как ты мог думать, что это тебе удастся?
— Я ничего не думал. Дим. Я просто действовал… Так вот почему все кажется мне таким знакомым!
— Значит, ты все же вспомнил? — воодушевился тот. — Все говорили, что это невозможно… Но было ясно, что тебя снова приведут сюда, вместе с ней. Она обречена, Стел. Никто не может ничего изменить.
— Круг замкнулся, да?
— Делать нечего, ты сам знаешь. Или ты сейчас же покинешь ее и мы уйдем, или… блестящий ствол приподнялся, и Стел увидел темный зев.
— Почему она должна умереть, Дим? Что случилось бы, если бы она осталась со мной?
— Она бы поняла. И, в конце концов, подняла бы тревогу. Перемены в истории превысили бы дозволенные границы… Ты знаешь закон.
— Да, — сказал Стел и, быстро шагнув вперед, ударил руку, державшую ствол.
Ослепительный луч света упал прямо на бронзового всадника, превратившегося в хаос обломков. Мария вскрикнула, но двое уже сцепились, и блестящий ствол, направляемый то в небо, то на тротуар, вздрагивал под двойным нажимом рук Дима и Стела. Не в силах ничего понять с той самой минуты, как она открыла дверь библиотеки, она бессильно следила за схваткой незнакомцев, говоривших на неизвестном ей языке.
Но один из них целовал ее, и ее голова отдыхала на его груди, в общем молчании, которое сблизило их больше, чем это могли бы сделать слова. В ужасе она кинулась на ступени музея с еще неясным намерением попросить помощи у единственного человека, который, как она знала, был поблизости — у старика сторожа.
Она была уже на первых ступенях, когда пламя, вылетевшее из блестящего ствола, ударило в нее, и девушка превратилась в поверженную тень, отпечатавшуюся на ничего не подозревающем камне.