Зубы
Шрифт:
– Ну так что, вы подумали? Да или нет? Я жду.
В сопровождении Копытько и его камердинера Настя вышла из подъезда с чемоданом на колесах. У входа ждал белый лексус. Уселись в салон. В зеркале заднего вида мелькнул глаз водителя. Насте этот глаз показался знакомым. Где она его видела? В офтальмологии? «На вокзал», – распорядился Андрей Никифорович, и машина тронулась с места.
– А теперь, если можно, откройте рот, – попросил Андрей Никифорович.
– Что? – не поняла Настя.
– На минуточку. Маленькое неудобство. Потерпите, бога ради.
Надев резиновые перчатки, Андрей Никифорович оттянул большим пальцем Настину челюсть и, подсвечивая фонариком, принялся рассматривать ее зубы.
– Тише, спокойно. Что вы брыкаетесь, в самом деле, будто вас же режут? Представьте, что вы в кабинете врача. Расслабьтесь.
Смирившись со всем, что происходит, Настя закрыла глаза и замерла, чувствуя, как пальцы Андрея Никифоровича умело и бесцеремонно приподнимают губы, дотрагиваются до десен, зубов. Примерно через полчаса они входили в вагон поезда, отправляющегося в Москву.
4
«Здравствуй, мама! Вот я и в Москве. Правда, саму Москву я видела только раз, из окна машины, когда нас везли в особняк Андрея Никифоровича. Он находится за городом.
Условия здесь хорошие. У меня своя комната, душевая, туалет. Питание, как обещали, бесплатное. Кормят, как на убой: пудинги, крабовый салат, фрукты, какие хочешь, на выбор. Всё хорошо, но есть отдельные нюансы, которые настораживают. Например, зачем мне надели на ногу электронный браслет? Говорят: чтобы не вышла за пределы территории, такое условие. Но могли бы сказать просто, на словах. Ведь если я захочу сбежать, я найду способ. Впрочем, точно такие же браслеты на всей прислуге: на поваре, няне. Думаю, что Эдуард, камердинер (ты видела его, он приходил вместе с Андреем Никифоровичем), тоже носит такой под брюками.
С работой потихоньку справляюсь. Пришлось изучать сервировку стола, назначение столовых приборов (их, как оказалось, гораздо больше стандартных вилка-ложка-нож), во время стирки обязательно нужно просмотреть ярлыки на внутренних швах одежды – как стирать, при какой температуре и т.д. В общем, забот хватает. Всё это для меня не трудно. Трудность состоит в том, что я до сих пор не понимаю, почему Андрей Никифорович так добр ко мне, как он меня нашел и, главное, для чего?
Помимо Андрея Никифоровича и прислуги в доме живут его жена, Грета Ивановна, дети – Анечка 14 лет и Вадик 5 с половиной годиков, забавный карапуз. Есть еще охрана, но мы с ними не сталкиваемся, у них свое отдельное помещение у входа на участок.
Здесь огромный парк, цветочные клумбы, тутовые аллеи. Места для прогулок достаточно. Но как только я приближаюсь к ограде, браслет на ноге начинает пиликать. Приходится возвращаться. Неприятно.
В остальном всё хорошо. Андрей Никифорович относится ко мне уважительно. Его супруга и дочь…»
Сработало сигнальное устройство на стене, после чего шепелявый голос Эдуарда из решетчатого динамика произнес: «Пора подавать обед. Настя, где ты? Ты на месте?» Нажав кнопку, Настя ответила. Затем положила недописанное письмо в тумбочку, надела накрахмаленный кокошник, отделанный кружевом, повязала передник и покинула комнату.
За столом все молчали. В углу, рядом со скульптурной композицией, изображающей Амура и возлежащую в обворожительной наготе Афродиту, на высоком стуле с металлической подставкой для ног сидел Эдуард и читал «Машину времени» Г. Уэллса. Читал, как всегда, вслух. Это были последние главы. Андрей Никифорович, пока Настя выкладывала щипцами на его тарелку пожаренную в кляре индейку и кусочки батата с баклажанами, закрыв глаза, внимательно слушал. Настя приблизилась к Грете Ивановне. Сладко затуманилось в голове от тонкого запаха дорогого изысканного парфюма. Прядь каштановых волос со спиральным
Напротив матери сидели дети. Насте казалось, что Анечка (девушка с выкрашенными в вороново крыло волосами и готическим макияжем) ее недолюбливает. За что? Трудно сказать. «Ну что ж, как-нибудь перетерплю», – смиренно думала Настя, сталкиваясь с этой нелюдимой особой в коридорах или на лестничных переходах между этажами.
Вадик был в своем репертуаре: не мог спокойно усидеть и проказничал. Настя уже знала его повадки: будто нечаянно, он норовил выбить из ее рук блюдо с едой или толкнуть руку, когда она наполняла его тарелку. Когда это удавалось, Вадик ликовал и смеялся каким-то скрипучим старческим смехом, который никак не вязался с его розовыми упитанными щечками и белокурой кудрявой челкой. Он чем-то напоминал мраморного Амура в углу столовой. Вот и на этот раз он попытался проделать то же самое: дернув плечом, чуть не перевернул блюдо с мясом и гарниром. Ожидая этого, Настя вовремя увернулась. Тогда, всплеснув рукой, Вадик стукнул по щипцам, удерживающим индейку. Индейка заскользила по мраморным плитам пола. Радуясь победе, Вадик затрясся и заскрипел. При этом, развернувшись на стуле и наблюдая за тем, как Настя ловит убежавшее мясо, он опрокинул фужер сестры с минералкой. Вода заструилась Анечке на колени.
– Мелкий засранец! – вскрикнула Анечка, сметая с себя воду салфеткой.
– Вадик! Анна! – чуть заметно бледнея, строго поглядела на них мать.
– А чего он?! – продолжала возмущаться Анечка. – Сидеть спокойно не умеет. Ублюдок!
Трясясь и задыхаться от смеха, Вадик, когда приходилось втягивать воздух, производил какой-то странный икающий звук. Стоя в стороне, Настя ждала, когда всё успокоится. Эдуарду также пришлось прервать чтение. Не открывая глаз и страдальчески поморщившись, Андрей Никифорович громко стукнул по столу. Вздрогнули посуда, приборы, люди. Утомленно разомкнув веки, глава семейства тяжело, как на смертном одре (это вызывало особенный трепет), проговорил:
– Я предупреждал: молчать. Все молчат, когда я слушаю книгу. Если не любите фантастику, это ваша беда, но не мешайте, пожалуйста, мне. Все слышали?
Ему ответили молчанием, но по потупленным взглядам и покорно опущенным плечам, было ясно: его слова не прошли незамеченными.
– Эдик…
Андрей Никифорович протянул в сторону камердинера руку в небрежном жесте, с шелестом перевернулась страница и чтение продолжилось. Описывалась атака морлоков внутри подземного лабиринта. Наполняя тарелку Вадика тушенным бататом, Настя чувствовала на виске прожигающий взгляд Андрея Никифоровича. «Что ему нужно? Он чем-то недоволен? Что я делаю не так?» – носилось в голове.
– Анастасия, в чем дело? Почему ты никогда не улыбаешься? – спросил Копытько.
– Не знаю. Не хочется, – стараясь не глядеть в глаза, ответила Настя.
– А я говорю, улыбайся. Тебе нечего стыдиться. Ну что же ты? Давай. Я жду.
Настя натянула сомкнутые губы.
– Шире, во весь рот. Ну же! У тебя прекрасная улыбка. Давай, не стесняйся! Думаешь, кому-то это не понравится? Да и плевать. Кому не нравится, пусть идет в анус, а мы будем улыбаться. Назло! Всем понятно?! – все больше распаляясь, кричал он, обводя лица членов семьи пытливым, испепеляющим взглядом.