Званый ужин в английском стиле
Шрифт:
— И что? — холодно спросил Никита. — Лично я никого не убивал. Хотя за других не поручусь, — добавил он с весьма обидным намеком в голосе.
— Представьте себе, я тоже никого не убивал, — парировал адвокат. — И даже алиби у меня имеется… чего нельзя сказать о некоторых, — заметил он, глядя на Ивана Андреевича.
— Простите, о чем вы? — пролепетал тайный советник.
— Вы же давеча утверждали, что вы убийца, — подхватил Владимир Сергеевич. Положительно, оба брата стоили друг друга. — Как говорится, лиха беда начало.
— Молодой человек, не забывайтесь! — железным
— Хотя у нас предостаточно других кандидатур на роль убийцы, — тотчас же пошел на попятную помощник адвоката. — Взять хотя бы Варвару Григорьевну. Ведь именно она подала хироманту чашечку, в которой позже обнаружился мышьяк!
Варенька затрепетала.
— Интересно, госпожа баронесса уже обнаружила сие обстоятельство? — бросил ехидный риторический вопрос адвокат.
Судя по лицу Александра, он был уже готов сказать что-то весьма резкое, но его опередил композитор.
— Вам так нравится оскорблять беззащитных женщин? — зло спросил Городецкого Никита. — Или просто вас давно не били по роже?
Константин Сергеевич неодобрительно покачал головой.
— О, quelles mani?res! [30] — укоризненно пробормотал он.
— Господа, господа! — вмешался Павел Петрович. — Право же, ни к чему… когда такое происшествие, я понимаю… волнение…
30
Что за манеры! (франц.)
— Не происшествие, милостивый государь, а убийство! — отрезал Владимир Сергеевич.
Но тут явилась вторая горничная, Наташа, которая принесла чай, а за ней в комнату заглянул американский кузен.
— Месье доктор, — на неплохом французском обратился он к де Молине, — можно вас на минуточку? Мадемуазель Беренделли стало плохо при виде тела.
Они вышли, а Анна Владимировна стала разливать чай, который, впрочем, никто не хотел пить. Митенька взял чашку и принялся для чего-то вспоминать все, что знал о мышьяке, а Павел Петрович осторожно пригубил чай и, решив, что тот слишком горячий, отставил его в сторону. Через минуту вернулся доктор.
— Ей лучше? — спросила хозяйка. — Мадемуазель Антуанетта пришла в себя?
— Да, — буркнул де Молине и больше ничего не сказал.
Молодая женщина действительно пришла в себя.
— Если вы не против, — обратилась к ней Амалия, — я хотела бы поговорить с вами.
Антуанетта кивнула, снова всхлипнула и трясущейся рукой провела по лицу.
Они вернулись в ту же комнату, где были свалены старые игрушки и елочная мишура. В окно по-прежнему глядела петербургская ночь. Билли вновь отправился караулить выходы из дома, так как Амалия понимала, что время работает против нее и вскоре гости наверняка попытаются уйти. А имени убийцы у нее как не было, так и нет. Только подозрения, ничем не подкрепленные. Но Амалия имела привычку не слишком доверять необоснованным подозрениям.
— Вас зовут Антуанетта Беренделли, верно?
— Да, —
— Можно вопрос? Антуанетта — французское имя, а ваш отец — итальянец. Или…
— Моя мать была француженка, — поспешно проговорила Антуанетта. — И мы чаще бывали во Франции, чем в Италии. В Париже у моего отца квартира… была квартира, — тихо добавила она про себя.
— Ваша мать умерла?
— Нет. Они с отцом разошлись. Давно. Теперь у нее другой муж. Если, конечно, она и с ним не разошлась… Скажите, мадам баронесса, мы ведь виделись с вами прежде? Кажется, летом, на курорте… Вы еще шли под белым зонтиком…
— В самом деле я была тогда в Ментоне, — кивнула Амалия. — Вы ведь тоже там лечились?
— Да, — вздохнула Антуанетта, — у доктора Ротена. У меня возникли проблемы с легкими, и папа… Он очень испугался.
— Вам следовало обратиться к Феликсу Пюигренье, — заметила Амалия. — Он лучший специалист в данной области медицины.
Антуанетта пожала плечами.
— В любом случае, тревога оказалась ложной. Врач сказал, что со мной все в порядке.
— Однако на вечер к Верховским вы все же не пришли, — заметила Амалия.
— О, здесь другое. Просто я не очень хорошо себя почувствовала, и папа отправился один.
— Как он выглядел, когда уходил? Он кого-нибудь опасался? Может быть, у него были какие-нибудь предчувствия?
Антуанетта грустно улыбнулась.
— Нет, ничего такого я не помню. Впрочем… — Молодая женщина задумалась. — Он действительно произнес одну странную фразу.
— Какую? — Амалия вся обратилась в слух.
— «Что бы ни случилось, помни, что я люблю тебя», вот что сказал папа. — Антуанетта вздохнула. — Хотя это неважно, он часто так говорил.
— У него были враги?
— У моего отца? О нет, мадам. Некоторые ему завидовали, особенно другие хироманты, но не настолько, чтобы убить.
Амалия поколебалась.
— Я должна назвать вам имена гостей, которые были на вечере. Вероятно, вам все же удастся что-то вспомнить.
И баронесса перечислила всех, кто присутствовал на роковом ужине.
— Отец общался с Верховскими в Ментоне, — сказала Антуанетта, — он мне сам говорил. Сама я плохо их помню и не думаю, чтобы… — Дочь Беренделли умолкла. — Кто еще, Лакунины? Никогда не слышала. Доктор де Молине? Не знаю такого, и отец о нем не упоминал… Графиня Толстая? Это, случаем, не та Толстая, о которой писали в газетах? Вроде бы из-за нее какой-то художник застрелился…
— Да, — подтвердила Амалия, — именно она.
— Нет, отец о ней не говорил, — Антуанетта покачала головой и вдруг закусила губу. — Странно, ведь вы открыли мне все обстоятельства… и, если верить вам, среди присутствующих в доме находятся сразу двое, кто желал папе смерти, а я ничего не знаю. — Женщина всхлипнула. — Умоляю вас, мадам баронесса, найдите их! Я сделаю все, что вы попросите. Я… у меня есть деньги… но я не хочу, чтобы они ушли безнаказанными. Пожалуйста! Вы должны их найти! Иначе мне каждую ночь будет сниться, как папа лежит на диване… совершенно беззащитный…