Звать меня Кузнецов. Я один

Коллектив авторов

Соколов Владимир Николаевич (1928–1997) — поэт. В 1960-е годы он входил в круг Вадима Кожинова. Впоследствии поэт посвятил ему следующие строки: «Пил я Девятого мая с Вадимом, / неосторожным и необходимым. / Дима сказал, почитай-ка мне стансы, / а я спою золотые романсы. / Ведь отстояли Россию и мы, / наши заботы и наши умы». Тот же Кожинов считал, что Соколов оказал определённое воздействие на движение лирической поэзии во второй половине 1960-х годов.

В конце 70-х годов Соколов на страницах «Литературной газеты» взял под свою защиту стихотворение Юрия Кузнецова «Я пил из черепа отца…». Речь идёт

о его реплике «Прими сей череп…». Соколов тогда заявил:

«…Реминисценция, сознательная или бессознательная, только тогда имеет право на существование, когда она действительно присвоена новым лирическим характером, на новом материале и развита в будущее. И при этом ещё, что воображаемый „череп“ нам не дороже „головы живой“».

Это стихотворение поселилось на четырнадцатой страничке первой книги стихов Юрия Кузнецова. Оно состоит из двух четверостиший:

Да, вот сейчас, когда всего превыше Ракеты, космос взявшие в штыки, Все наши представленья и привычки Звучат, как устаревшие стихи. Как я встревожен за мечту, за смелость, Ведь в тишине, уйдя на миг от дел, Любуюсь я звездой, упавшей с неба, А может, это космонавт сгорел!

Нет, мимо таких строк не пройдёшь, как мимо чего-то случайного. Хотя я и не сторонник рифмы «стихи и штыки», но теперь так рифмуют даже очень известные «славотворцы». Это уже узаконено. Но в данном случае не то важно. Важно совершенно другое. Когда я смотрю на работу какого-нибудь великолепного гимнаста, я всегда удивляюсь и восхищаюсь умением его хоть на одну сотую секунды чётко зафиксировать то движение, которое он выполнил перед нами в ходе всего упражнения. Это как знаки препинания… В поэзии тоже, наверно, нужно уметь их расставлять. У Кузнецова это получилось блистательно. И, действительно, в наш век всё чертовски быстро стареет…

Пришла цветная фотография, и художник вынужден в силу этого оторваться от документальной точности. Фотография заставила художника смотреть на мир глазами, полными непосредственности и удивления, глазами тех людей, которые умели в каких-то примитивных царапинах видеть потрясающе сложную картину охоты на мамонта или на носорога.

Не так давно чехи придумали машину, которая за несколько минут может повторить в дереве любое, до мельчайших подробностей, даже самое бородатое изображение. Многие очень известные скульпторы — в панике. Ведь теперь и думать придётся, и видеть необходимо как-то совсем не так, как это умеет делать машина.

Юрий Кузнецов подчеркнул, зафиксировал эту мысль:

Все наши представленья и привычки Звучат, как устаревшие стихи…

Во втором четверостишии первая строка, к сожалению, «не написана».

Как я встревожен за мечту, за смелость…

Во-первых, это не стихотворная строка, а во-вторых, то же самое, что и во-первых: строка «не написана». В другом стихотворении она, может быть, и прошла бы, но в этом небольшом, лаконичном, очень хорошем стихотворении такая строка права на существование не имеет!

Зато две последние строки — я скажу в унисон автору — космической яркости:

Любуюсь я звездой, упавшей

с неба, А может, это космонавт сгорел!

Да, в этом стихотворении есть понимание той блистательной трагедии, которая происходит с человечеством в атомном возрасте.

Виктор Гончаров

(«Литературная Россия», 1966, 14 октября).

Много у Вас в стихах приблизительного, претенциозного и безвкусного. Этакая нарочитая, придуманная усложнённость, которая на деле с головой выдаёт элементарность. Сложность не надо придумывать. Идите от простоты, от ясности и придёте к сложности. И потом — зачем Вам эта поза усталого от жизни, разочарованного и разуверившегося человека? Ей же богу, это уже скучно и неинтересно и давно всем надоело, не надо повторять зады, подражать нелучшим образцам.

И не сорите словами. В одной строфе у Вас вон какой набор слов: нота, бытие, оркестр, интеллект, скрипка, эквилибрирует, ирония… Звон! А вот написанное читайте себе вслух, вот Вам поучительная строка из стихотворения «Раздумье»: «Ешь там, спишь здесь, целуешься в такси».

Строже, строже пишите.

Александр Михайлов

(Из письма Юрию Кузнецову от 7 января 1966 года).

Михайлов Александр Александрович (1922–2003) — партаппаратчик, много лет надзиравший в ЦК КПСС за текущим литпроцессом. На его совести справки с осуждением книг Василия Гроссмана и Ильи Эренбурга. В 1965 году он с должности инструктора отдела культуры ЦК КПСС был переведён проректором в Литинститут. Впоследствии Михайлов возглавлял журнал «Литературная учёба», избирался рабочим секретарём Союза писателей СССР, руководил Московской писательской организацией. Как критик он занимался в основном поэзией, выпустив ряд книг о Вознесенском, Ваншенкине и Винокурове. Но главным его героем всегда оставался Маяковский.

Одарённости этого студента проявиться в полную силу мешает внешняя экспрессия, скрывающая истинную натуру.

Кузнецов — человек тонко чувствующий, наблюдательный, совестливый, но всё это с трудом прорывается в его стихах через покров внешней напускной экспрессии; почему-то ему нравится поза этакого бывалого, всё на свете испытавшего и изрядно уставшего человека. Думаю, что здоровая, неиспорченная натура этого парня возьмёт верх, возобладает над модой и тогда откроется в нём интересный, вполне современный поэт.

Ал. Михайлов

27 июня 1966 года

Впечатление жуткое

[о поэме «Зелёные поезда»]

. Не только из-за грубого натурализма. Впечатление — человек недоволен всем на свете. Но он не рассказал, почему ему плохо… И поэтому всё висит в воздухе. Нагромождение невероятных штампов. Всё скрежещет. Ему до того хочется быть современным… что он становится наглым.

Зинаида Подлеснова

(Из выступления на семинаре С. Наровчатова в Литинституте)

6 декабря 1966 года.

Подлеснова Зинаида — сокурсница Юрия Кузнецова. Как сложилась её судьба, неизвестно.

Итак, состоялся первый серьёзный бой

[имеется в виду выход первой книги Юрия Кузнецова «Гроза». — В. О.]

за право остаться в памяти читателей. И, как рефери, с удовольствием отмечая, что он с большим преимуществом выигран Юрием Кузнецовым, я высоко поднимаю его руку.