Звенящая медь

Соло А.

— И кстати, о каких таких детях идёт речь?

— О твоём сыне, конечно. И ещё одном мальчике, его друге.

— А тебе откуда о них известно?

— Ты уж прости, но на корабле, пока ты не пришёл, я заглянул в письмо сестры Элис. Очень уж было любопытно.

Уловив в голосе собеседника нотку неуверенности, Джеф подозрительно

прищурился:

— Ну? Давай, начал, так договаривай! Ведь ещё что-то есть, да?

Карл отвёл взгляд и виновато заморгал белёсыми ресницами.

— Эта девочка, Эми. Ты хоть поговори с ней. Ладно? Только по-нормальному, не ори. Она и так расстроена. Сидит, плачет.

— Ладно. Когда прилетит в следующий раз, тогда и…

— Она у нас. Я пока пустил её к очагу.

— Вот спасибо, удружил… — вяло возмутился Джеф. И, обернувшись к Чилю, спросил: — А ты что на это скажешь, потомок динозавра?

— Блаженны плачущие, ибо они утешатся, — голосом Карла ответил ему Чиль из-под крыла.

— Да ну вас, ненормальные! — Джеф вскочил с камня и решительным шагом направился в сторону дома, бормоча себе под нос: — Ещё и Эми эта… Плачет она, понимаете ли... С чего бы? Да у неё, если верить паспорту, стрессоустойчивость должна быть, как у бетонной плиты!

Карл проводил его внимательным взглядом, а потом обернулся к Чилю и сказал на странном наречии, неизвестном ни людям, ни ачам:

— Всё нормально. Она согласилась. Теперь надо только, чтобы Джеф согласился помогать нам, или хотя бы не мешал. Но с этим, я думаю, Эми справится. То, что Джеф пошёл к ней, согласился поговорить - хороший знак. Пускай он пока ворчит и злится... Это лучше безразличия, потому что оставляет надежду на примирение.

Чиль вытащил голову из-под крыла и ответил:

— Нехорошо. Надо было сказать Джефу всё, как есть.

— Нет, не надо. Поверь, благодаря памяти носителя я понимаю этих существ

лучше, чем ты. Конечная цель у Джефа та же, что у нас с тобой: мирно жить в кругу своей стаи. Есть ли разница, каким путём мы к этому придём?

Чиль поднялся на ноги, сухо щёлкнул клювом и, взъерошив перья зашагал к камышам. У кромки воды он обернулся и сказал голосом Джефа:

— Может, ты прав. Знать бы ещё, что мы с тобой одно и то же имеем виду.

Понять всегда трудней, чем говорить.

Порой слова - лишь звук, как пенье птицы,

Или чужой истории страницы,

Неясная оборванная нить.

Слова звучат, как колокол ночной.

Что гул его тревожный означает?

Призыв? Иль просто ветер ледяной

Стальной язык бессмысленно качает?

Тебя я слышу, только боль твоя

Неясна мне. Я занят лишь собою.

Чужой нужды за собственной бедою

Опять сегодня не замечу я.

Тебя зову, но не увидишь ты

За звуками привычных обращений

Тревоги, грусти, скуки и сомнений

В моей душе печальные следы.

И всё-таки прошу: побудь со мной,

Когда мне тяжело и одиноко,

Чтоб нас не разделило тьмы потоком,

Глухою равнодушия стеной.

Не голос нужен мне, не речи звук.

Молчанием сказать так много можно,

Теплом руки, касаньем осторожным...

Тебя понять я постараюсь, друг.

Но если ошибусь, ты не молчи.

Раз невозможно нам понять другого,

Оставь мне хоть надежду. Слыша слово,

Я буду знать, что не один в ночи.