Зверь из бездны
Шрифт:
И все понемногу начали называть Веронику «княгиней», а ей надоело возражать. Пусть! Все равно: княгиня так княгиня… Однажды пошутила с Ермишкой:
– Княгиня – называют, когда замужем, а я девица, значит – княжна.
Ермишка посмотрел и покачал отрицательно рожей:
– Нет! Не подходит к вам. Княгиня – лучше.
– Ну, ладно. Все равно.
– Слышал, княгиня, что в четверг в Севастополь отправимся? Правда?
– Кажется.
– Море там. Никогда не видал. Не доводилось. Очень даже любопытно. Плыви, мой челн, на воле волн!..
Мечтал о море и пел:
Эх,Стремился сделаться, по его собственному выра-жению, «вроде как адъютант при княгине», ревновал ее ко всем служащим, даже женщинам, и говорил шепотом, когда она ложилась отдохнуть в своем купе, даже на площадке вагона. Замечание или выговор от нее расстраивали Ермишку на целый день, и он уходил в уборную и плакал от отчаяния.
Однажды подошел к поезду молоденький офицер, подал стоявшему на площадке вагона Ермишке букет красных роз и строго сказал:
– Немедленно передай сестре Веронике Владимировне! Знаешь ее?
– Княгиню? Как знать! Только они почивают, и будить я не буду.
– Ну, потом! Когда проснется.
– А как про вас сказать? – довольно строго спросил Ермишка, гордый своей близостью к пленившей его девушке.
– Она знает…
Ермишка цветы взял и проводил офицерика ревнивым злым взором. Много она этаких-то видала. Так и будет всех вас на памяти держать? Небрежно бросил букет в своем купе, где жил с товарищами, на столик и все думал, отдать или выкинуть в клозет? Почему он ей букет? Может, они того… снюхались? «Я тебе обломаю ноги!»… Решил отдать и посмотреть, как она примет. Обрадовалась, засмеялась…
– Знаете, княгиня, этого человека, который подарочек вам этот?..
– Нет. Он ничего не велел мне сказать?
– Скажи, говорит, что тот самый, которого она обожает…
– Что за вздор? Врешь ты.
– Эх!..
Махнул рукой и ушел из купе княгини. Потом поглядывал, как обращается княгиня с букетом: смотрит ли на него, часто ли нюхает и сменяет ли воду? Милы ли ей эти цветы?.. Два дня продержала, а потом взяла их и пошла в город, к кладбищу. Проследил: на могилу адъютанта положила.
– Хорошо, брат, что ты мертвый!.. Убил бы, если бы… Эх! Зазнобушка моя неоцененная! Умру за тебя, а все-таки никому не отдам… Лучше никому не доставайся! Лучше своей рукой убью, чем…
Вероника не замечала, как в Ермишке все росла и крепла эта странная и страшная «любовь».
Около двух месяцев городок наслаждался мирным положением и привык к нему. И вдруг все полетело кувырком…
И случилось это с такой внезапностью и неожиданностью, что даже само местное военное начальство и администрация городка оказались застигнутыми врасплох этой «военной тайной».
Первым пронюхал эту «военную тайну» Ермишка. Он подслушал разговор шепотом между лежавшим в санитарном поезде красноармейцем и пришедшим навестить его из города родственником. Плохо скрытая радость «красной сиделки», ненавидевшей Веронику, – той самой, которая обозвала ее при освобождении из-под ареста «шпионкой и
– Как я вас из всей души и помышления уважаю, княгиня, то и пришел открыть вам всю тайну…
Рассказал все, что узнал и подслушал:
– Ежели мы с вами попадем им в руки – смерть обоим. Я готов для вас, княгиня, помереть, но… вас мне жалко! Во цвете лет и… так зря… Не могу допустить. Вас тут предадут: враг есть у вас здесь тайный, Иуда-предатель в женском лице…
– Нас эвакуируют…
– А не поспеют?.. Видал я уж… знаю: каждому своя жизнь дорога. Забудут и бросят… А что тогда? К стенке!..
– Как же я могу бросить раненых?
– Все равно – ни их, ни себя не спасете. Я не могу допустить…
– Так что же делать?
– Возьмем узелки, да как стемнеет – и марш вместе…
Предложение Ермишки не оскорбило Вероники, а рассмешило ее. Ермишка предлагает ей побег вместе!..
– И куда же мы с вами пойдем? – улыбаясь, спросила Вероника.
– На шоссе, а там подсядем к кому-нибудь… Говорят, войска к Бахчисараю отступают… По всей линии… Может, и в поезд где-нибудь влезем…
Слухи поползли по всему поезду и внесли нервное состояние в души больных: красные тайно радовались и шептались, белые метались в постелях с широко раскрытыми глазами, в которых застыл ужас ожидания… Ермишка вел «двойную линию»: с красными был красный, с белыми – белый… И те, и другие считали его «своим». Только злобная сиделка не поддавалась Ермишкиной хитрости: она видела угодливость Ермишки перед «шпионкой и гадиной» и не раз называла Ермишку «барским холуем»… Этой злой бабы всего больше и боялся теперь Ермишка.
В тот же день вечером в санитарный поезд зашел вернувшийся с фронта подпоручик, когда-то вручивший Веронике через Ермишку букет роз, и попросил у него свидания с Вероникой Владимировной.
– А как сказать? По какому делу? – подозрительно спросил Ермишка.
Но тут появилась в коридоре сама Вероника, и подпоручик, сделавши под козырек, попросил у нее аудиенции.
– Хочу поговорить с вами наедине… по одному важному делу…
– Прошу вас…
Ушли в купе и заперлись. Влюбленный подпоручик выдал Веронике «военную тайну»: положение настолько угрожающе, что… Конечно, только ей он решается раскрыть эту тайну. Иначе создастся паника, которая испортит дело эвакуации. Но лично он, подпоручик, знает положение и не верит в возможность правильной эвакуации… И вот решил спасти ее…
– Меня?
– Да.
– А раненые?
– Едва ли удастся их вывезти… Что же делать? Надо спасти хотя бы тех, кого можно… У меня две лошади, и одну из них я могу отдать вам.
– Но неужели нас бросят?
– В такие моменты все может случиться. Пути загромождены. Солдаты не дадут сесть, и вообще…
Ермишка оставался в коридоре и ждал. Ревность и любопытство терзали его душу. Почему они заперлись и так надолго? Что-то тут дело нечисто… Любовник, тайный. Не иначе. У них, у господ, скрывают любовь от людей, если невенчанные. Дождался, пока не отперлась дверь купе. Подпоручик вышел с «выражением на лице», улыбается, а сам весь красный. Она провожать вышла. Ручку дала поцеловать.