Зверь-из-Ущелья. Книга 2
Шрифт:
– Магия завязана на чувствах и эмоциях. Особенно сильные способны пробудить её, замкнуть или выжечь дотла. Но сразу после ритуала Дар вернётся, – как ни в чем не бывало произнесла Верховная. – А твоя душа найдёт исцеление и покой.
Исцеление, покой... Похожие на смерть. Может, лучше действительно умереть?
– Выходит, Дар запереть нельзя? Только отобрать, как это случилось со старейшиной Ольдом? – спросила я, потому что любопытство пересилило.
Верховная потёрла морщинку между бровями, будто что-то вспоминала.
– Запереть его можно только
С этими словами она удалилась, оставив меня одну – вариться в собственных мыслях.
Глава 26.
Путь занял больше времени, чем ожидалось. Только ближе к сумеркам я приблизился к лохматой громадине Лествирского леса, измучив Чалую долгой скачкой и вымотав себя так, что открылась рана в боку. Кровь пропитала повязку и испачкала вещи, я чувствовал, как с каждым движением внутри что-то натягивается, грозясь лопнуть. От боли и голода кружилась голова.
Но на чистом упрямстве продолжал двигаться дальше. Как будто я понял, что всё было пережито ради того, чтобы я попал именно сюда. В это место.
Все мои сны, все предчувствия, этот пожирающий меня огонь вели именно в эту точку – к заброшенному деревянному срубу. Может, мне было предначертано свыше получить рану от руки Орма и пережить смерть вместе со вторым рождением? И ради этого я должен был встретить Рамону?
При мысли о ней в груди привычно задрожали тонкие струны – и больно, и тоскливо, и до невозможности сладко.
Дверь я вынес ногой. Ржавый засов отозвался недовольным скрежетом, из-под крыши посыпалась труха.
На меня дохнуло пылью и затхлостью. Но, несмотря на то, что здесь давно не жили люди, вещи хорошо сохранились, и дикие растения не разрушили пола и стен. Этот домик выглядел так, будто его хранила неведомая сила.
Я огляделся, подмечая каждую деталь. Всё как в моём сне.
Между лопаток скользнули мурашки, и я замер на несколько мгновений, пытаясь справиться с эмоциями. Рана всё так же сочилась кровью, но я уже не обращал на неё внимания.
Гораздо интереснее – узкая деревянная кровать с брошенным поверх одеяла женским платком. И стол, на котором стояли две чашки, будто хозяйка вышла на улицу набрать воды и собиралась в скором времени вернуться.
Скрип половицы как хриплый выдох.
Я шагнул вперёд.
На каменной печи изящная глиняная ваза с засохшим букетом – цветы такие хрупкие, что, дунь ветер посильней, рассыпятся прахом. Как символично.
От этих мыслей я, дехейм лорда и человек, давно утративший всякую сентиментальность, очерствевший душой, убивающий врагов без жалости и дрожи, почувствовал, как запекло в глазах.
Так странно было касаться вещей, которые когда-то держала в руках мать. Женщина, которую я никогда не знал, и
Сняв с полки свечу, я установил её на столе и чиркнул кремнём о кресало. Дом сразу как будто ожил, а в окно постучалась ночь.
Оттягивая тот самый момент, я прошёл к печи и, сняв заслонку, сунул руку в тёмное жерло. Пошарив среди остатков горелых дров и угля, вдруг нащупал что-то необычное.
Эта вещь была завёрнута в платок – округлая, гладкая, тяжелая. Похожая на птичье яйцо, только холодная. Я разворачивал ткань медленно, словно боялся, что содержимое подтвердит самую безумную из догадок.
Это был самоцвет – круглый, с множеством мелких граней, глубокого винного оттенка. Камень светился ровным внутренним сиянием, и, когда я вытянул руку, пытаясь рассмотреть его подробней, комнатёнка озарилась сотнями искр. Они брызнули в разные стороны так, что заболели глаза.
А ведь она была права, моя жрица, а я не поверил. Рамона гораздо зорче меня, упрямого дурака.
Тени дрожали на стенах, наблюдая. Кровавый камень мерно пульсировал, словно в руках я держал живое человеческое сердце. Алые глубины затягивали, как болото – я уже не мог оторвать от него взгляда. Силился моргнуть или отвернуться, но не сумел, меня утягивало внутрь.
Что за пропасть!..
Мир вокруг поплыл и смазался, как незасохшая краска на холсте. Я чувствовал себя пленником, молчаливым наблюдателем, когда вокруг начала трещать и рваться ткань пространства. Эти лоскутки тлели и исчезали, зато на их месте отчётливо проступали новые детали.
Шумящий кронами лес, новый деревянный сруб и двое на пороге. Молодой мужчина стоит спиной ко мне и держит за талию девушку – запрокинув голову, та смеётся и обнимает его за шею. Между ними искры, хоть сено поджигай, и страсть – это поймёт каждый, кто хоть раз сталкивался с подобным.
Держась за руки, пара гуляет вдоль озера. Ночное небо отражается в синих водах, а над ними – рой золотых светлячков. Они кружатся в причудливом танце, мужчина тянет руку, чтобы поймать, но маленькие горящие точки бросаются в стороны, а после неспешно плывут к девушке, оседают на волосах и руках. Она смеётся, глядя на спутника, а тот отчего-то хмурит брови.
Рыжие отсветы костра пляшут на красивом лице незнакомки, искры отражаются в обсидиановых глазах, волосы змеятся по плечам и падают на грудь. У неё тонкий нос и брови вразлёт, губы, изогнутые в форме лука, маленький подбородок и на щеке ямочка. Она вскидывает руку, унизанную браслетами, и смотрит на просвет кровавый камень. Хочет что-то понять?
Следующей картинкой я снова увидел лесное озеро. По берегу, босая, неторопливо бредёт эта девушка, в руках букет цветов. Она уже не так весела и игрива, как прежде. За ней, чеканя шаг, идёт мужчина и, догнав, хватает за руку и разворачивает к себе. Обнимает, не давая опомниться, но та отталкивает его, подхватывает юбку и убегает.