Зверь Лютый. Книга 20. Столократия
Шрифт:
***
А тут - облом. У меня Всеволжск прирастал не только переселенцами из Пердуновки, но и из других мест. Чисто "числом превозмочь" - не вышло. Гонором боярским наехать... Опять - "нет". Большинство жителей Всеволжска Акима - первый раз в жизни видят. Лесовикам вообще - русский боярин - как фазан заморский.
– - О! Оно ещё и разговаривает!
Диковинка расфуфыренная.
Он им - никто. А те кто в Рябиновской вотчине живал... Они, в большинстве своём, от его же вздорности и убежали! Да и все мои насельники, хоть и не в парче - отнюдь
Всеобщего подчинения и поклонения Аким Янович на Стрелке не увидел. "Спаситель! Избавитель! Благодетель! Солнце ясное! Свет очей, звук ушей и стук зубов!" - отнюдь, из-под каждого куста - не доносится.
Хотя, конечно, уважение - явлено было. А вот смешение людей из вотчины с приставшими по дороге - создало проблемы.
Первые знают, что такое сан.обработка, первичный мед.осмотр, что у меня "всякое лыко - в строку". Вторые - нет. У них "обманутые ожидания" после "речей сладких". Они возмущаются и бегут к Акиму:
– - Господине! Владетель наш! Обижают! Моют-бреют-напрягают! Ты ж обещал! Реки молочные, берега кисельные! Защити и оборони!
Аким, брызжа слюнями и гневом праведным, кидается к Терентию:
– - А! Итить тебя ять! Холоп наглый бездельный! Ты чего людишек моих муками мучаешь?! Запор-р-рю!
Терентий... С того раза, как ему лицо топором подправили - совсем молчуном стал. Говорит только по делу и необходимое:
– - Иван Акимыч велел всех приходящих мыть. Против воли Воеводы Всеволжского кто пойдёт - будет кирпичи лепить.
И смотрит равнодушно. Типа:
– - Ты как? В лепильщики собравши?
А поверх его головы смотрит Салман. На неотлучного при Акиме Якова. Заинтересованно.
– - А вот что будет если мои палаши с его полуторником скрестить?
Не в смысле генетическом, типа - "ужа с ежом", а как и положено клинки скрещивать - с лязгом и скрежетом.
"Чёрный ужас" с "Чёрным гриднем" испытывают друг к другу глубочайшее взаимное тяготение. Не любовное, конечно, а профессиональное. Эксперты такого уровня знают, что в их поединке живых не останется. Но подробности процесса - представляют интерес.
Аким дёргается и злобится, а масса местных и пришедших пердуновских - вообще проблем не видят. Артёмий, к примеру, ходит и радуется:
– - Ух, какое у него стрельбище! Во каких он тренажёрин настрогал! Экие у него хитрые приёмы по-придуманы! А горка зачем? Конного болвана на колёсиках пускать? Ну, даёт! А дай-ка я встану...
Куча привезённого из Пердуновки оборудования принимается на "ура". С искренней благодарностью.
– - Спаси тя бог, благодетель ты наш!
И немедленно растаскивается по местам для установки. Без спроса и согласия Акима.
– - А чего спрашивать-то? Ванька ж расписал - где, чего, как. Иль ты, Аким Яныч, больше понимаешь?
Такой уровень планирования, подготовки, проработки... здесь не принят. Здесь, прежде всего - "аллах акбар". Не может грешник смертный наперёд знать как оно будет. Лишь господь может прозревать
А я не спорю. "Прозревать" - божье дело. А вот планировать, и делать так, чтобы по планам получилось - моё.
На "Святой Руси" бывает долгосрочное детальное объёмное планирование. Церкви так ставят, крепости. Вон, монастырёк в Смоленске: глину нашли, печек поставили, сотни тысяч кирпичей выпекли, в стенки сложили, изукрасили... Но это единичные примеры уровня суверенного княжества. Нормально так: пришёл начальник, посмотрел "по месту"
– - Тут - копать, там - ровнять. Три дня сроку. И смотрите у меня, ироды!
Остальное - по обычаю.
Это - правильно. Строительства сложных объектов у подавляющего числа жителей - нет. А есть обычай, для имеющегося уровня сложности выработавшийся. Церкви и крепости строят мастера, масоны. У них, для этих типов объектов, наработан иной, их собственный, обычай. У русских мастеров-кирпичников одних только мерок-саженей - штук шесть разных. И они знают куда их прикладывать. "Что обеспечивает удивительную гармоничность объёмов, выполненных в разных мерах длины". В рамках очередного храма Успения, или, там, Вознесения.
А у меня...
Бежит Аким по косогорам. Видит: соломотряс тянут. Что вещь - уникальная, на весь мир - единственная - он уже смирился. Возгордился даже. А тут какие-то смерды...
– - А! Мать вашу...! Куды тащите?!
– - Дык... Эта... На место. Ставить будем.
И что характерно: никто шапок не ломает, спину не гнёт. Аким за плеть да по десятнику. Десятник идеи не понял - поймал на руку да и дёрнул. Яков - за меч, мужичьё - за... за детали соломотряса.
Понятно, что шасталкой, к примеру, доброго гридня не зашибёшь. А зачем?
Начинаются разговоры, и обе стороны друг друга не понимают. Десятник напоминает:
– - Воевода крепко-накрепко заборонил, в службе пребываючи, хоть перед кем шапки ломать, спины гнуть, на коленки падать. Иль ты, Аким Янович, запамятовал?
Давняя разница между Пердуновкой и Рябиновкой. При моём стремлении быть всегда везде, если люди кланяться мне будут - работы вовсе делаться не начнут. За последний год Аким Янович... несколько к более привычному людей привёл. А те и рады: постоят на коленях, на господаря рты поразевавши, глядишь - и отдохнули.
– - А тянем туда, где ему и стоять указано. Воевода и место выбрал, тама уже и ямы выкопаны.
В конце зимы, понимая, что по весне мне землемеров понадобиться немерено, я учил и гонял мальчишек на съёмке местности. У меня тут, на десять вёрст от Стрелки, каждый шаг промерен! Дальше-то пятнами - то война, то снег глубокий, то половодье, а здесь - детально. Естественно, площадки под ожидаемое оборудование - размечены. Земляные работы - частично выполнены.
Снова, как уже было в Пердуновке, Аким влетает в осознание собственной... некомпетентности. Он, княжий сотник, боярин, просто умудрённый жизнью долгой "муж добрый" - не догоняет. Не по тупости: что ему десятник говорит - понятно.